Лик Черной Пальмиры - Владимир Николаевич Васильев

«Ага, – понял Озхар. – Встала уже».

Он вернулся на палубу; Завулон с капитаном гидрофойла как раз копались в груде спиннингов и азартно обсуждали что-то рыбацкое. Озхар к рыбалке всегда был равнодушен, и поэтому в сопутствующих премудростях совершенно не разбирался. Когда вывозили на этом же гидрофойле какое-нибудь начальство, за исход рыбалки можно было всегда оставаться спокойным: участие в ней такого загонщика, как Гена-дельфин, успех гарантировало на все двести процентов.

Тамары на палубе не было.

Хлебнув пивка, Озхар выждал еще минут десять. Тамара все не поднималась.

«Что такое? Встала в туалет, а потом опять дрыхнуть завалилась?»

Он вторично заглянул в каюту – пусто. Прошелся к тупичку – дверь гальюна была заперта.

«Ага», – подумал Озхар, но тут дверь, клацнув, отворилась, и из гальюна вышел один из матросов.

– Свободно! – весело оскалился он на Озхара.

Озхар хотел спросить, не встречал ли матрос девушку, но задавать подобный вопрос на пороге сортира было как-то неловко.

Он прошелся по помещениям гидрофойла, заглядывая во все каюты и закутки подряд. Заглянул даже в машинное отделение и ходовую рубку.

Тамары нигде не было.

К народу Озхар вернулся, уже не скрывая тревоги.

– Тамару никто не видел? – громко спросил он.

Рыбацкий гомон враз стих.

– А разве она не в каюте? – спросил кто-то.

– В каюте пусто. Во всех каютах пусто, только Лайк в одной валяется.

Озхар почувствовал, как Завулон что-то делает в сумраке, – неуловимо быстро, так, что ничего не успеваешь понять.

– Да куда ей деваться? – недоуменно протянул Швед. – Не выпала же она за борт!

– Не выпала, – сказал Завулон сухо и уверенно. – Ну-ка, пойдем в каюту.

В узком твиндеке моментально стало тесно. За Озхаром и Завулоном потянулись все, даже стюард, не говоря уж о капитане, которого потеря пассажира волновала больше других.

– Здесь? – хмуро спросил Завулон.

Озхар вместо ответа сдвинул двери вбок.

В каюте Завулон с минуту простоял молча, жестами пресекая попытки Озхара и капитана войти следом. Потом сквозь толпу протолкался сонный и растрепанный Лайк в одних плавках и босиком.

– Что тут? – спросил он недовольно.

– Тамара пропала, – тихо сказал Озхар. – Я ее не стал будить с утра, думал, пусть поспит. Потом заглянул – а ее нет.

– Тут открывали динамический портал. Примерно час назад, – сухо сообщил Завулон. – Причем светлый портал.

Лайк единственным движением отослал прочь команду гидрофойла, даже капитана, который был слабеньким Иным.

– И что это значит? – мрачно осведомился Озхар, когда посторонние удалились.

Завулон пожал плечами:

– Похоже, эмиссары Гесера приступили к активным действиям…

Прерывая его, запиликал вызов резервного аналогового мобильника Ефима.

– Алло… Что??

Ефим пару секунд вслушивался, потом спал с лица. Он не стал ничего повторять вслух. Зато практически сразу применил простенькое заклинание трансляции, и каждый из присутствующих услышал панический голос киевлянина Сайринка:

– Ефим! Срочно зови шефа! У нас тут сущая война! Светлые атаковали учебный центр на Сагайдачного! Плакун, кажется, убит! Питерских девчонок похитили! Рублев, Палатников и Лариса Наримановна отсиживаются в офисе и выйти не могут! «Виктория» оцеплена! Я не знаю…

– Ждите, – коротко сказал Лайк устами Ефима и повернулся к Завулону: – Мне нужен портал на Днепр. Напротив Почтовой площади. Поможешь?

– Помогу.

* * *

Звонок из Киева опередил московский на минуту, не больше. Завулон с Лайком не успели толком внушить капитану гидрофойла, что от него и от судна требуется, как Завулон сначала остолбенел, потом медленно потянулся к кобуре на брючном ремне и вынул мобильник. Секунду выждал, после чего раздался звонок, который не мог прозвучать в таком обрамлении иначе чем зловеще.

Глава московских Темных поднес трубку к уху, молча слушал секунд десять-пятнадцать и, ни слова так и не сказав, убрал телефон в чехол.

– Лайк, – процедил он мрачно. – Выкручивайся сам. Я ухожу. В Москве тоже бойня, уже есть жертвы. Найди потом меня.

И ушел в сумрак, на самые глубокие слои.

Лайк грустно поглядел ему вслед.

– Сам, – пробормотал киевлянин с досадой. – Снова сам! Хоть бы когда помогли, москали чертовы!

Он поднял голову и цепким взглядом обвел присутствующих.

– Мне понадобятся все ваши силы, – преувеличенно четко сообщил Шереметьев, глядя куда-то в пустоту. – Так что расслабьтесь…

Озхар не смог промолчать:

– Лайк! А Тамара? Ее нужно найти!

– Мы ее уже ищем. Помогай давай!

Сознание заволокло мутной тягучей волной – Лайк применил групповую управляющую магию. Озхар смутно услышал, как заурчали двигатели, и гидрофойл, будто спущенный с поводка охотничий пес, устремился навстречу волне. А секундой позже у Озхара и остальных присутствующих зачерпнули силу – почти всю, сколько было. Лайк, слепо уставившись в переборку и расставив руки со скрюченными пальцами, выпевал слова заклинания.

И вдруг стало тихо, совсем тихо, будто посреди ключевого эпизода фильма-катастрофы в кинотеатре неожиданно пропал звук. Между ладоней Лайка бесшумно проскочила синяя молния. Мир стал серым: всех насильно втянуло в сумрак.

Слепящая вспышка; секундой позже сумрак отступил. Еще несколькими секундами позже в мир нехотя вернулись звуки. Лайк, пошатываясь и придерживаясь руками за переборки, торопливо брел к трапу. Остальные приходили в себя и следовали за ним – Озхар, Швед, потом Ефим с Геной.

Плотная южная жара уступила место жаре обыкновенной, умеренной. Гидрофойл несся по Днепру, впереди высилось здание Речного вокзала. Капитан, похоже, прекрасно знал, что ему делать, ибо уверенно правил к крайнему пирсу.

Вероятно, провешивание портала для довольно большого морского судна истощило Лайка. А возможно, он просто берег силы. Во всяком случае, на пирс он просто выпрыгнул, раньше чем матросы установили трап. И помчался в город бегом без всякой магии, благо до учебного центра на Сагайдачного было совсем близко. А вот Ефим себе не изменил: перед вокзалом он мгновенно запряг ближайшего таксиста. Озхар, Швед, Гена и сам Ефим утрамбовались на заднее сиденье, и желтая «Волга» рванулась вперед. Притормозили, подобрали Лайка. Ефим с неожиданной сноровкой тасовал оживленное движение на площади и на улице Сагайдачного.

Благодаря машине выиграли минуты три-четыре, не меньше.

Вход в учебный центр располагался посреди беленой стены четырехэтажного дома, аккурат между центральными окнами. Войти можно было только через сумрак. Сразу же за дверью оглушительно ударило по нервам: Иные чувствительны к чужой боли, особенно если это боль таких же Иных.

У лестницы на боку лежал Плакун, выбросив руку вперед и продолжая из последних сил тянуться к кому-то давно сбежавшему. Лицо его, измененное сумраком, было обожжено; казалось, что перед смертью Плакун скалился на врага, словно оборотень.

Пролетом выше лишь силуэт на почерневшей от жара стене напоминал о дежурном. Этот тоже умер защищаясь – по