Призраки Лондона - Александр Афанасьев

— Понял — повторил я

— Все, давай — сказал Виктор и добавил — тебя никто не винит, просто так сложилось. Бывает. С пакетом, который ты дал — мы работаем. Давай…

Связь прекратилась…

* * *

Планшет я выбросил в воду. Прогуливаясь по набережной Темзы…

Я… я мало во что верю. И раньше то мало верил — а сейчас и подавно. Я, кажется уже говорил кому-то… может и вам — что на войне ты не имеешь права на человеческие чувства… ты просто отключаешь их, чтобы выжить… а потом так и живешь. Живешь не живя. Вера — это тоже своего рода чувство. Потребность верить — одна из самых сильных в человеке. Вера для человека — это своего рода якорь в бушующем жизненном море. Человека без веры жизнь просто носит по морю как утлый челн, чтобы в один прекрасный момент изо всей силы приложить о прибрежные скалы.

Я мало во что верил — но кое во что все же верил. Я верил в братство спецназа. В то, что те, с кем ты делил банку тушняка в горном лесу в Цумадинском районе, или прикрывал при штурме школы, захваченной террористами — что они всегда помогут. И никогда не предадут. Даже если кто-то прикажет предать. Или попросит…

Потому что иначе — к чему слова «служу Отечеству и спецназу»? Что мы вкладываем в них, когда произносим? И что такое офицерская честь… а если ее нет — то есть ли вообще тогда — офицер?

Хотя… может, мы уже привыкли жить без чести?

Но тогда я в это просто не хотел верить.

И я ошибался.

Виздом и Хана были уже в Европе… они скоро начнут действовать, если уже не начали. Я решил не пороть отсебятину (меня ведь и в самом деле ищут), а задействовать предоставленный мне путь эвакуации — через аэродром. Конечно… многое что произошло с тех пор, как мне дали этот путь — но я все еще верил…

До аэродрома я добрался электричкой, а потом просто — пешком. Самый надежный путь — на своих двоих. При мне ничего не было, кроме рюкзака, который я так и не бросил.

На аэродроме — было тихо и как то… уютно что ли. Скромное очарование глубинки, ничего общего с суетой Хитроу. Кстати, вы знаете, что Хитроу единственный в мире аэропорт, в котором интервал между взлетами и посадками самолетов всего одна минута? Это так и называется — минута Хитроу. Только это еще и позволяет перегруженному аэропорту в одном из самых напряженных авиахабов мира как то выполнять свои функции…

Менеджером аэропорта — оказался совсем молодой парень в очках… он был приветлив, и совсем не так как бывают приветливы у нас, дежурно-приветливы, казенно-приветливы. Он искренне был рад видеть на аэродроме нового человека, а не прикидывал, как выудить у меня из кармана все деньги…

— Да, сэр…

— Просите… я ищу своего друга, мистера Хуга. Он должен был… он сказал, что будет здесь.

— О, да, он должен сегодня лететь на континент. Он купил самолет…

— Великолепно. Я … договорился с мистером Хугом что мы летим вместе.

— Прекрасно, мистер Хуг скоро должен быть. Можете пока присесть вон там.

— Спасибо… я лучше пройдусь.

— Сэр… только не выходите за белую черту… иначе вы можете помешать летным операциям.

— Спасибо за предупреждение.

— Не за что, сэр. И если желаете чая или кофе…

Но чая или кофе я не желал. Я вышел из небольшого домика, который тут за офис и стал смотреть в небо. Смотреть и думать — как же мы докатились до всего этого?

Вспомнилось… какой-то фильм… я не помню, когда его смотрел — но там один герой говорит, когда все совсем безнадежно — а ведь Бог есть.

И потом оказывается, что Бог действительно — есть.

* * *

Александр Хуг как и положено настоящему немцу, подъехал ровно в одиннадцать — минута в минуту. И как и положено настоящему немцу — подъехал на Мерседесе. Только подержанном, предыдущего поколения. Немцы есть немцы — Мерседес машина долговечная, можно купить и подержанный. Пфеннига лишнего не выплатят. Это у нас да в Китае, как только меняется поколение — так все становятся в очередь за новым Мерсом.

Мы пожали друг другу руки, вопросов лишних не задавали. Пошли смотреть самолет… надо было подготовить его к полету.

Самолет оказался больше, чем я думал. Обычно частники покупают небольшую одномоторную Цессну — но это была двухмоторная модель 340. Выпуск семьдесят второго года — но в девяносто шестом самолет прошел полную капиталку здесь, с заменой моторов. Общий налет чуть больше пяти — но у моторов полторы, а винты и вовсе новые — по шестьдесят часов каждый намотали. Плюс — здесь уже вся электроника современная установлена, Гармин и все такое. Обошелся он, как я понял в сто шестьдесят тысяч. Это евро, не фунтов.

Сейчас сядем, полетим. Где надо — приземлимся. В Европе открытое небо, на небольших высотах кто как хочет, тот так и летает…

Несмотря на то, что у меня при себе не было пилотской карточки — опыт пилота, пусть и небольшой у меня был, о чем я сказал Хугу. Он обрадовался, сказал, что мне можно сидеть впереди. На случай подстраховать.

Ничего русского в нем не было — немец и немец.

Прошлись по чек-листу — все было норм… затем начали выкатывать самолет. Можно было взять буксир — но мы решили что справимся.

— Давай, проверим двигатели…

Я кивнул, хотя от меня в этом ничего не зависело.

И это были последние слова немца.

Так получилось, что он начал обходить самолет спереди… на какой-то момент встав между мной и летным полем. Вот в этот-то момент — в него и попала пуля…

Он начал падать… а я сразу понял, что произошло… мне надо было попасть в ангар. От того, попаду ли я в ангар — зависело — выживу ли я. Если у снайпера обычная болтовая винтовка — скорее всего, я успею. Если полуавтомат — нет. И я бежал — как волк за флажки, как спугнутый выстрелом лось…

Успел!

Спасительная воротина ангара… рюкзак… в нем оружие. Только шансов с ним против снайпера — нет никаких…

Выстрел — довольно громкий. Не попал? Не попал, тварь…

Что делать? Уходить? Как — ангар под прицелом, он точно знает, что я здесь. На край — дождется полиции и уйдет.

Он уйдет. А мне в полицию точно не стоит попадать.

И что делать?

— Мистер Хуг… я слышал… господи…

Этого только не хватало.

Менеджер был мне никто — но я не мог допустить, чтобы обычного парня, гражданского — завалили в наших разборках. Потому я, рискуя собственной головой, высунулся и бешено замотал рукой — сюда иди!

— Что с ним?!

Он не понял. Мать твою, он не понял! Гребаный ты обыватель из доброжелательной британской глубинки, где самый большой трабл — это когда кто-то напился и подрался. Ты ведь даже в голову взять не можешь, идиот, что тут сейчас по-настоящему убивают…