Девятая печать - Рина Лесникова

– Филипп! Гады, пустите меня к нему, или я разнесу здесь всё к чёртовой бабушке! Выпустите меня, или хуже будет! – Нэйта заколотила руками и ногами в стену, в которой, как она предполагала, могла находиться дверь.

– Тише, девочка, тише, не порть невозобновляемый ресурс. Сейчас к тебе придут, – голос раздавался везде и ниоткуда.

– А, ну если придут, подожду. Пусть идут поскорее, а то я вам… попорчу ресурсы, – она зло сдула с лица мешавшую прядку и для убедительности ещё раз стукнула ногой в стену.

За спиной что-то чмокнуло. Нэйта резко развернулась на звук. Оказывается, она стучала в противоположную стену. В открывшемся проёме стояла женщина. Стояла и настороженно смотрела на гостью. Самая обычная женщина. Не красивее и не безобразнее других. Такую встретишь в толпе и не обратишь внимания, если только на одежду, вернее, на тот минимум, что на ней был. Короткие шорты и безрукавый топ на даме глубоко за пятьдесят смотрелись неуместно.

– Добро пожаловать на историческую родину, Нэисграттен, – мягко заговорила гостья.

Или гостья здесь как раз Нэйта, а эта странная-обычная женщина – хозяйка? И кого она приветствует? Нэйта даже огляделась. Никого, только они вдвоём. Или сумасшествие – это общий диагноз всех иингу? В том, что женщина, как и тот щуплый обладатель густого баса и странных одёжек, тоже иингу, как-то даже не сомневалось.

– Ты меня боишься, Нэисграттен?

– Простите, вы к кому обращаетесь? – пожалуй, стоит налаживать контакт, и начинать нужно с самых простых вещей.

– К тебе, Нэисграттен.

Её спутали с какой-то Нэисграттен? Ничего ж себе, ошибочка.

– У вас неверная информация, вы приняли меня за кого-то другого. Моё имя Нэйта. Нэйта Игран.

– Нэисграттен – твоё истинное имя. Но если тебе будет проще освоиться, я буду звать тебя Нэйта, – мирно, как будто это она разговаривала с сумасшедшей, проговорила женщина. – Кстати, моё имя Руисграттен.

– Значит, Руисграттен, – хотелось по привычке добавить: «Очень приятно», но ведь Нэйте не было приятно, а значит, можно и не говорить, и пусть её обвиняют в невежливости, сколько хотят.

В невежливости её не обвинили, а лишь улыбнулись, как неразумному упрямому ребёнку.

– Да, моё имя Руисграттен, – терпеливо повторила собеседница. – Скажи, ты меня боишься?

– Ещё скажите, что вас не стоит бояться, – Нэйта с вызовом глянула женщине в глаза, про себя отметив в них отсутствие той тёмной глубинной жути. Интересно, эта жуть проявляется только у сумасшедших или по желанию?

– Тебе не стоит, – и опять этот обманчиво мягкий тон.

– А кому стоит? – если уж разрешили не бояться, можно осмелеть и приняться за расспросы.

– Это не важно, – отмахнулась Руис – именно так Нэйта и будет её называть.

– Филипп? Вы что-то сделали с Филиппом?! Где он? Отведите меня немедленно к нему, иначе я за себя не ручаюсь и разнесу весь ваш могильник!

– Тише, девочка, тише. Что ты так всполошилась? – иингу протянула к ней руки в извечном успокаивающем жесте. – Стоит ли переживать за…

– А вот здесь остановитесь! – Нэйта упреждающе выставила вперёд ладонь. – Иначе сильно пожалеете. Как я поняла, я нужна вам, так? – Руис неохотно кивнула в знак согласия. – Ну так вот, а вы мне нисколечко! Да, представьте себе, ни на вот столечко, – для наглядности она отмерила на мизинчике, насколько ей нужны загадочные и высокомерные родственники.

– Хорошо, мы готовы тебя слушать.

– С этого и нужно было начинать, и не здесь, а там в парке.

Не перегибала ли Нэйта палку? Возможно, но остановиться не могла. В конце концов, ведь и правда, не она в них нуждается, а наоборот. Значит, и нужно разговаривать с ними с позиции дающего, а то слишком уж самонадеянны эти нежданные-негаданные предки-родственники.

– Посланник Пеленгорин был груб с тобой? – мягко спросила Руис.

Значит, тот чудик в клинике – посланник иингу Пеленгорин. Интересно, куда он посланник.

– Груб? Да я вообще подумала, что он сумасшедший!

– Мы можем как-то исправить его оплошность?

– Ах, вот как это у вас называется, оплошность, – хмыкнула Нэйта, – а я думала, похищение.

– Нэисграттен, прости, Нэйта, – уловив предупреждающий взгляд, исправилась иингу, – можно ли назвать похищением возвращение домой, к истокам?

– Домой?! – невольная гостья готова была задохнуться от возмущения. – Вот этот склеп, – она обвела руками тоскливые пожелтевшие стены, – вы пытаетесь назвать домом? Моим домом?!

– Долгие поколения этот, как ты говоришь, склеп, является домом иингу, твоих предков.

Всё же предков. Что ж, с этим ничего не поделать, остаётся только принять.

– Ладно, не будем уходить в никому не нужные словесные дебри. У меня есть вопрос важнее. Где тот мужчина, который прибыл со мной? – Нэйта решила показать свою уверенность в том, что Филипп переместился с ней, а разлучили их уже здесь, на станции. – Я должна знать, что с моим мужчиной всё нормально, – пожалуй, свою позицию нужно обозначить именно так.

– С ним всё нормально, – уклончиво ответила Руис. – Его не обижают.

– Я хочу с ним встретиться!

– Это нерационально.

– Нерационально для кого? Для вас или для меня и Филиппа? Я хочу его видеть! – ох уж эти иингу, обязательно их нужно подстёгивать угрозами.

Руис словно прислушалась к чему-то, слышному только ей, потом согласно кивнула и, вновь улыбнувшись своей тщательно выверенной улыбкой уставшего психиатра, проговорила:

– Хорошо, ты увидишь его. Пойдём!

На этот раз выход чпокнул совсем в другой стене, ну и ладно, Нэйте всё равно, в какую дверь выходить, хоть в потолочный люк, лишь бы её привели к Филиппу.

И опять всплыло слово унылость. Унылые пустые коридоры, унылые пожелтевшие от старости стены. Как ещё обитатели этой тюрьмы не сошли с ума? Или всё же, сошли?

Как же долго они идут. Поворот сменялся поворотом, спуск подъёмом. Наконец, Руис остановилась перед ни чем не примечательной стеной и приложила к ней руку. Раздался уже знакомый звук. Часть стены исчезла. Показалась ли Нэйте гаденькая улыбочка на лице её сопровождающей? Впрочем, некогда об этом думать, Филипп ждёт.

Такое же скучное помещение, в котором очнулась она сама. Такой же одинокий выступ-топчан в стене, только немного шире. Понятно, для чего он шире. На этом, скажем так, ложе, крепко обнявшись, лежали двое. Филипп и какая-то женщина. Абсолютно голые.

– Руисграттен? – женщина бесстыдно потянулась и довольно улыбнулась. – Что, моё время уже закончилось?

Если бы в их комнатках-клетушках были настоящие двери, Нэйта хлопнула бы дверью со всей силы и ушла. Но двери не было. Была лишь та ехидная улыбочка Руис. И Филипп. Он не шевелился. А уж Нэйте ли не знать, как чуток его сон.