100 великих криминальных историй - Михаил Кубеев

Невероятная по абсурдности идея. На Кавказе с горцами многие годы велась война, ни о каком рекрутском наборе никто не помышлял. Но молодому, красивому поручику в новенькой форме безоговорочно верили. Своим состоятельным попутчикам он заявлял, что в дороге с ним произошла пренеприятная история, он совершенно издержался, а для выполнения миссии ему требуется как минимум рублей триста. Ему верили и выделяли. Он давал расписки, уверял, что вернет, как только выполнит свою миссию и поедет обратно. Во многих губернских городах его принимали с распростертыми объятиями, устраивали балы, знакомили с местными барышнями, он сидел на самом почетном месте рядом с губернатором. Везде он производил фурор своей формой и своими рассказами, а высшему руководству по секрету показывал свои тайные бумаги. И ему везде жертвовали деньги.

Так, используя доверчивость окружавших его людей, гвардейский поручик-самозванец добрался до Георгиевска, административного центра Кавказа в то время. И не побоялся предстать перед местным военным начальством в качестве адъютанта министра полиции России генерала А.Д. Балашова. Медокс предъявлял документы, в которых сообщалось, что их податель поручик Соковнин уполномочен царем и правительством набрать для войны с Наполеоном ополчение из кавказских горцев. В честь официального представителя из Петербурга опять устраивались балы, опять его знакомили с местными барышнями, делали лестные предложения. К нему на приемы приходили чиновники. И на… спасение Отечества выделяли деньги. Он все записывал, обещал о добровольных пожертвованиях сообщить высшим чинам в Петербурге. Вице-губернатор поверил в его рассказы до такой степени, что выделил из казенной палаты 10 тысяч рублей для… обмундирования будущего горного войска.

Молодого поручика, которому «требовалось» еще проводить смотры войск, сопровождал генерал-майор С.А. Портнягин. И снова после смотров начинались застолья, произносились тосты за спасение Отечества. И все бы ничего, но местные власти рапортовали в Петербург, сообщили о своей поддержке посланца царя и правительства, которому всячески содействовали в выполнении его важной миссии. Узнав об этом, поручик Соковнин поспешил к главному почтмейстеру Георгиевска и продемонстрировал ему еще одну «тайную бумагу», согласно которой поручику предписывалось проверять всю важную корреспонденцию, которая направлялась в Петербург и поступала из Петербурга в связи с набором рекрут из горцев. Но все рапорты поручик Соковнин проверить не смог. Понимая, что его могут разоблачить, а покидать столь «прибыльное место» ему не хотелось, Соковнин стал направлять в Петербург свои письма: в адрес министра полиции Балашова, министра финансов Гурьева… В них он писал о том, что не из корыстных побуждений, а исключительно из внутренних потребностей решил оказать помощь Отечеству в спасении от злого супостата, от захватчика и начал собирать деньги…

В правительстве пришли в ужас от вскрытых махинаций поручика Соковнина, о масштабе проведенных им денежных поборов. Об этом вопиющем случае доложили Александру I, который находился в войсках. Император был взбешен и потребовал немедленно арестовать мерзавца: этапировать в Петербург и учинить над ним самый строгий суд. В 1813 году поручика Соковнина арестовали и в особой закрытой карете с жандармами доставили в Петербург. Его допросили. Он назвался неким Всеволжским, потом изменил свои показания и сказал, что он отпрыск древнего рода князей Голицыных. Он признавался в содеянном, но просил о снисхождении, говорил о своих патриотических чувствах, о готовности служить на благо Отечества.

Вот когда пригодилось ему артистическое дарование. Его посадили в Петропавловскую крепость, затем перевели в Шлиссельбургскую. Там Медокс общался с декабристами, которые ожидали своего приговора. Лицейский товарищ Пушкина декабрист И.И. Пущин в одном из своих писем сообщал о том, что видел в крепости Медокса, посаженного в двадцатитрехлетнем возрасте… Выпустили Медокса только после смерти императора Александра I. Новый царь Николай I удовлетворил его просьбу о помиловании. Четырнадцать лет провел он в заточении.

Медоксу разрешили поселиться в Вятке под надзором полиции. Ему было примерно 37 лет. Он мог бы заняться любым общественно полезным трудом, но в нем взяла верх натура проходимца, авантюриста, человека, готового и дальше обманывать, водить окружающих за нос. Из Вятки Медокс бежал. Его поймали в Екатеринодаре и отправили под строгим конвоем в Петербург. Но к месту назначения он не прибыл, снова бежал. Из Одессы направил Николаю I просительное письмо. Император распорядился поймать наглеца и отправить в Иркутск. Его поймали и отправили в Сибирь. В Иркутске Медокс жил вполне сносно, устроился домашним учителем в семье городничего А.Н. Муравьева, бывшего декабриста, основателя тайного политического общества Союз спасения. Но получаемых «грошей» Медоксу показалось слишком мало. Он направил графу А.Х. Бенкендорфу письмо, в котором нагло врал, что ему стало известно о существовании подпольного общества «Союз Великого Дела», в который входят многие сосланные декабристы.

О раскрытии тайного общества Медоксом доложили Николаю. Тот распорядился тщательно расследовать и оказать помощь сосланному Медоксу. И если все подтвердится, то сосланный мог рассчитывать на монаршую милость. В помощь Медоксу в Иркутск послали ротмистра Вохина. Медокс водил его в разные «присутственные места», рассказывал, где встречаются декабристы, как задумывают сместить государя императора. Он показал Вохину купон, который якобы служил секретной бумагой, удостоверявшей личность декабриста и его причастность к тайному обществу. В 1833 году Медокса и Вохина вызвали в Петербург. Медокса принимали в Третьем жандармском отделении, с ним беседовали министры. Его рассказы произвели впечатление, но на всякий случай за ним приставили приглядывать людей из охранки…

Медокс старался их не замечать, он оказался в своей стихии, его приглашали в общество, он кружился с дамами на балах, ему выделяли деньги для приличной жизни… Только расследование, которым он занимался, не сдвинулось с места. С его прибытием в столицу из Иркутска перестали поступать сведения о заговоре. И вообще декабристы не проявляли никакой политической активности. Над Медоксом сгущались тучи. Он это почувствовал и… снова бежал. Три месяца Медокс оставался на свободе. В 1834 году его все же поймали. И он снова оказался в казематах Шлиссельбургской крепости, снова начались допросы. Он признался в своем обмане, просил прощения. Николай I, который поверился его сообщениям, был вне себя от гнева. Он оказался одураченным.

Медокса осудили пожизненно. Двадцать два года провел клеветник в заточении. Его, самого опасного преступника России XIX века, освободили только в 1856 году, когда на трон сел новый царь, Александр II Освободитель. Постаревшего затворника выпустили, но надзор полиции за ним оставили. Жить Медоксу оставалось совсем немного, здоровье его было сильно подорвано. Он умер спокойно в имении своего брата, единственного слушателя о его былых «отважных» похождениях.

Вечером 7 ноября 1869 года из здания Благородного собрания, располагавшегося в ту пору на Невском проспекте возле Мойки, вышел надворный статский советник в отставке Николай Христианович фон Зон, 55 лет. Устав от разговоров и споров, он отправился развеяться в казино «Эльдорадо». К богато одетому, с толстым портмоне бывшему царскому чиновнику подсел некий Максим Иванов и предложил поехать на Сенную, провести веселый вечер в женской компании… Николай фон Зон согласился. С того дня надворный статский советник не появлялся ни у себя дома, ни в Благородном собрании. Куда пропал человек, что с ним случилось, никто не знал.