Корпус 38 - Режи Дескотт

— Доктор Ломан? — повторяет голос, не слыша ответа.

Дедушка! Голос паралитика, которому она оставила визитку на всякий случай. Сильвиан Боар, в то время еще не Боар, дала сыну имя деда, старого моряка-рыболова, последнего мужчины в семье.

— Да, мсье, — спохватывается она, выпевая почти нежно. — Что я могу для вас сделать?

— Маленький Эрван…

— Да?

Он колеблется. Он позвонил ей не просто так. Вероятно, ждал, когда сможет позвонить без свидетелей.

— Он приезжал к нам. Моя дочь вам, скорее всего, не сказала, но он приезжал.

— Когда, мсье Леган?

— Примерно 20 июня.

— Вы уверены, что не позже?

— Прошло десять лет, как мы его не видели. Я не путаю. Бедный парень. Наверно, захотел снова родину увидеть. А потом все так нехорошо повернулось. Они его приняли хуже, чем бешеную собаку. Я ничего не мог поделать. Вы видели, какой я… Они и слушать не хотели. Даже мать от него отказалась. То есть я хотел вам это сказать, потому что он не мог это сделать с девушкой в Париже, с той, которую нашли в аквариуме…

— Он провел в Одьерне несколько дней, мсье Данте-Леган?

— Не у нас, нет. Но в нашем краю. Несколько человек его привечали. А потом он уехал. Увидев, как его встретили…

«Мертвая драма». Она вспоминает слова, которые Данте повторял после задержания у Нади Сенего. Значит, «Мертвая мама». Мама, умершая в его глазах после того, как отвергла сына, когда он приехал искать поддержки у семьи. Глубоко задетый этим новым отторжением, он растерялся и напал на Надю.

Сильвиан Боар ничего не сказала о его приезде. А теперь появляется старый паралитик. И предъявляет миру доказательство невиновности Данте.

И надо же такому случиться, что его тоже зовут Эрван.

— Вы знаете, что вы зануда? Это было такое классическое дело, а из-за вас все оказались в затруднительном положении.

Она наслаждается. Полицейский это не всерьез.

— Придется о многом подумать, но я доволен, что вы мне сказали. Значит, надо ждать следующую жертву…

Они не виделись после возвращения из Бретани. Нет больше повязки на носу, но это не единственная перемена. Стейнер сам ее нашел. Этот простой поступок означает, что ситуация изменилась в ее пользу. Ее забавляет, с каким безразличным видом он сидит перед ее девственно чистым письменным столом, на котором нет ничего личного.

Найти свидетелей пребывания Данте в Одьерне в районе 21 июня оказалось несложно. Видели, как он блуждал возле порта, довольно долго — у мыса Сизэн; его замечали на аукционе в Пулгазеке, у рыбных садков вдоль устья Гойяна, набитых тысячами крабов, крабов-пауков, лангустов и омаров, перед аквариумом на мысе Рац, на улице Гойян, в «Удаче на море», в помещениях бывшего хосписа, на улице Лесне, на мосту через Гойян, откуда видно кладбище кораблей…

Эта поездка в Бретань больше походила на паломничество. Океан, который не захотел его принять, корабли, рыбная ловля, дедово ремесло, которым Данте тоже полагалось овладеть. Дед, единственный мужчина, родной по крови, с которым Данте дружил, но который из-за несчастного случая стал получеловеком.

Едва Сюзанна изложила Стейнеру рассказ старого Данте-Легана, комиссар запустил следственную машину. Лейтенант Франсини связался с местным офицером судебной полиции. Данте видели по меньшей мере пятнадцать человек. Даже на вокзале контролер мог подтвердить его алиби. Из совокупности всех свидетельских показаний следовало, что он был в Бретани по крайней мере с 19 по 23 июня. Учитывая заключение медицинской экспертизы, есть все основания отказаться от изучения вопроса, виновен ли он в убийстве Памелы.

— На этот раз это я пришел с вами повидаться.

— Мне следует благодарить старого Данте-Легана. Жизнь редко дарит такие сюрпризы.

— У меня нет другого следа для розыска, кроме событий пятнадцатилетней давности в Страсбурге.

Она поднимает брови.

— Расследование в садах Трокадеро и среди тамошнего персонала ничего не дало. Появление Данте и уверенность в его виновности затормозили работу следователей. И другой этим воспользовался.

— Не стесняйтесь сказать, что мое вмешательство помешало следствию. Уж так и говорите…

Он игнорирует ее слова.

— Что вы от меня хотите?.. Я неудачно попыталась войти с ним в контакт, если вы об этом. И у меня нет никакого желания мучить его снова.

Он вынимает пачку сигарет из кармана.

— Можно?

— Пожалуйста.

— Вы добились скромного успеха. Это меня не удивляет.

Она сомневается.

— Да, да. Достаточно редко удается привлечь внимание.

— Это лишь первый этап. — Она делает паузу, потом продолжает: — С того момента, как у нас появляется убийца, объявляющий себя анакондой, аквариум понятен. Четкая связь с водой, с речной водой и ее существами, естественной змеиной добычей, которая в реке и в болотах доступнее, чем на твердой земле.

— Продолжайте, — говорит он, закуривая.

— Он мог бы выбрать Ботанический сад и его виварий, или Музей искусства Океании и Африки в Порт-Доре — там аквариумы и ров с кайманами. Но там полно народу и удаленность недостаточная. Другими словами, я думаю, большая анаконда сделал наилучший выбор, дав волю своему вдохновению и сообразительности.

— Итак?

— Итак, я размышляю слишком самоуверенно. Пока я могу вам предложить только это.

— Это нам ничего не говорит о нем.

— К чему вы клоните?

Он делает ей знак продолжать.

— В своем стремлении к признанию Анаконда не принимал в расчет Данте. Восемнадцатилетний парень, незначительное существо, встреченное им давно и брошенное умирать в Страсбурге пятнадцать лет назад. Но это существо никогда его не забывало.

— Это я и хотел от вас услышать, доктор. И надеюсь, что вы сделаете соответствующие выводы.

— Не могу.

— Последний раз. Вы скажете ему сами. Он — наша единственная ниточка. Нужно заставить его говорить.

— Я не имею права.

— Не смешите меня. Вы не из тех, кто останавливается на полпути. А вы сделали только часть работы. Вы не можете бросить. Теперь известно, что существует убийца-психопат, несомненно готовый снова убивать.

— Вы связывались с Франсуа Мюллером?

— Это ничего не дало.

Она делает кислую мину:

— Вы загоняете меня в угол. Если бы я знала, ни за что бы не вмешалась.

— Не говорите глупостей.

Еще не ночь, но уже смеркается. Она направляется прямо к двери в ограде. Каштаны — угрожающая громада. В пятидесяти метрах — корпус 38. Последний дом земли. Последняя надежда сообщества душевнобольных. Во Франции есть еще три таких же ОТД. Сааргемюнд, Монфавэ и Кадиллак. Столько служб, учрежденных обществом, чтобы поддержать своих заблудших детей. Во имя справедливости, государства и их самих.