Впервые в Москве. От долетописных времён до конца XVI столетия - Павел Федорович Николаев

ближе к XX столетию, тем менее полновесной и ценной становилась копейка, но тем не менее ею не разбрасывались. Вот рассказ отца советского поэта М.В. Исаковского о случае с сельским батюшкой: «Было это, когда наш поп Евгений строил себе новый дом. Каждую неделю, перед тем как ехать на станцию за почтой, я заходил к нему и спрашивал: мол, не нужно ли, батюшка, что привезти? И вот однажды привёз я ему не помню уж, что именно, отнёс покупку и говорю: истратил я, батюшка, столько-то и столько-то ваших денег, и осталась у меня всего лишь одна ваша копейка. А поп мне отвечает:

– Копейка, Василий, это пустяк. Сочтёмся.

Так я и ушёл, не вернувши попу его копейки. Долго после этого случая поп не давал мне никаких поручений. Но вот однажды попросил привезти ему дрожжей.

– Вот тебе, Василий, тридцать копеек на дрожжи, – сказал поп и вручил мне столбик медных копеечек, завёрнутый в белую бумагу. Я положил этот столбик в карман и деньги пересчитал лишь тогда, когда стал расплачиваться за дрожжи. И что ж бы ты думал? Оказалось, что поп дал мне не тридцать копеек, а только двадцать девять».

…Мечтой всех правителей было сделать копейку полновесной монетой. Небезызвестный первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущёв, проводя денежную реформу 1960 года, похвалялся тем, что за оброненной копейкой люди будут наклоняться. Не вышло! Ну, а к чему мы пришли сегодня, можно, по-видимому, и не говорить: сейчас люди не подбирают и оброненный рубль, на который нельзя купить даже коробку спичек[12].

Травник. На протяжении столетий люди лечились травами. На Руси благородную миссию по вызволению болящих из рук «косой» выполняли монахи. Поэтому в 1533–1534 годах по указанию митрополита Даниила был сделан перевод «Благопрохладного вертограда, или Травника», изданного в Любеке в год открытия Колумбом Америки.

В Смутное время столица Русского государства была разграблена и сожжена поляками. Современник оставил такую запись об этом: «Они же яко согласницы дела отца своего сатаны с потщанием в конечное разорение положиша град, яко птицу ощипану своея красоты». Погибло много ценных книг и икон.

После воцарения Михаила Романова началось восстановление культурного наследия. Так, московскому писцу Флору вверили царское хранилище книг, и он начал собирать и восстанавливать испорченные фолианты. Среди них оказался «Травник». В 1616 году Флор переписал его. Именно этот список «Благопрохладного вертограда» дошёл до наших дней.

«Травник» представляет из себя солидный фолиант (314 листов) большого формата, с прекрасными многоцветными заставками и заголовками вязью, в тиснёном кожаном переплёте. Текст книги делится на две части: собственно травник и лапидарий – руководство по лечебному применению минералов.

Обе части «Травника» разбиты на статьи. В каждой из них даётся название целебного растения (или минерала) на латинском, греческом, арабском, русском и других языках. Затем следуют подробнейшие указания по применению данной травы в лечебных целях и помещается чёткий и достоверный её рисунок пером.

В XIX столетии «Травник» Флора каким-то образом попал в коллекцию графа Уварова и в науке получил название «Уваровского». В настоящее время он хранится в Архиве древних актов на Пироговской улице.

Город на острове. Ещё в конце XIV века посад, примыкавший к Кремлю, обнесли земляным валом. Через полтора столетия его окружили стеной. Сделано это было в период правления матери Ивана Грозного Елены Глинской.

Работы начались 20 мая 1534 года с выкапывания рва. В этом принимали участие все жители города. В следующее лето приступили к строительству стены и башен. При их закладке присутствовал глава Русской церкви. Летописец записал тогда: «Митрополит Даниил ходил с крестами вдоль всего рва Земляного города, и молебны пел, и место освятил.

И по завершении молебна заложил Петрок Малый, новообращённый фрязин, стрельницу с вратами Сретенскими на Никольской улице, и другую стрельницу с Троицкими воротами на той же улице к Пушечному двору, и третьи ворота, Всесвятские, на Варварской улице, и четвёртые ворота, Космодемьянские, на Великой улице».

Китайгородская стена была построена за четыре года. Она имела четырнадцать стрельниц (башен), шесть из них являлись проездными. Стена протянулась на два с половиной километра. Начиналась она от Угловой Арсенальной башни Кремля и шла через современные площади Революции, Театральную, Лубянскую, Новую и Старую, по Китайгородскому проезду и Москворецкой набережной до Беклемишевской башни Кремля.

Высота стены была свыше шести метров, ширина – около шести. Сложена она из кирпича с внутренней каменной забутовкой на белокаменном цоколе, опиравшемся на свайный фундамент. По верху стены шёл боевой ход, прикрытый с внешней стороны парапетом с бойницами. С внутренней стороны он опирался на аркаду, ниши которой имели бойницы «подошвенного боя».

При строительстве нового укрепления использовалась «кита» – связки жердей, применявшихся при работе. Это название легло в основу наименования территории, обнесённой новой стеной, – Китай-город.

Стены и ров, заполненный водой, превратили Китай-город в остров, отделённый (как и Кремль) от остальных территорий Москвы. Но если Кремль был центром сосредоточения власти, то Китай-город являлся местом оживлённой торговли, и не только внутренней. Жизнь здесь била ключом, наглядно отражая экономическое состояние государства.

Изворотливость московских купцов и изощрённость их торговых приёмов повергали иностранцев в транс. Павел Алеппский, сын антиохийского патриарха, писал в своих воспоминаниях о путешествии в Московию: «Один еврей, родом из Солоник, состоявший переводчиком по греческому и турецкому языкам при врачах царя, говорил нам, что евреи превосходят все народы хитростью и изворотливостью, но что московиты и их превосходят и берут над ними верх в хитрости и ловкости».

Павлу Алеппскому вторили и другие путешественники, которые тоже делали упор на коварстве и непредсказуемости московитов. Хитрее и лукавее людей они якобы и не встречали. При этом московиты, зная о своей репутации у иностранцев, частенько выдавали себя за представителей других национальностей, желая внушить к себе больше доверия.

Словом, знали себе цену и перед заморскими гостями не пасовали, на их «радение» Руси не полагались, оценивали иноземных соперников по достоинству, на их приёмы и хитрости отвечали адекватно, что, конечно, мало кому нравилось. Но конкуренция есть конкуренция, слабых и простофиль она не выносит.

Железная маска. В один из серых, пасмурных дней сентября 1698 года перед подъёмным мостом Бастилии остановился с десяток вооружённых всадников. Капитан Сен-Мар, командир отряда, вызвал стражу, предъявил ордер, и мушкетёры, окружавшие портшез с чёрными занавесками, вступили во внутренний двор главной королевской тюрьмы.

Узник, доставленный в закрытом портшезе, казался немым. Его лицо закрывала маска, выкованная из железа и отделанная чёрным бархатом. Согласно предписанию короля, его заключили в один из самых глухих казематов Бастилии.