Восстание - Айя Сафина

Я нависла над ним с ножом в руке, и флэшка оказалась перед моими глазами тотчас же. Я вытащила из горячей вспотевшей маленькой ладошки стальную пластину размером с фалангу с плетеной цветной фенечкой в крюке и уже собралась уходить, как Буддист присел перед мальчиком.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Ахмед, – прохрипел пацан в ответ. От страха горло пересохло.

– Ты знаешь, что ты сейчас делаешь, Ахмед?

Мальчик нахмурил брови, а потом выдал.

– Преступление?

Ну надо же, какой смелый малый, даже я решила задержаться и послушать.

– А ты отважный, да? – Буддист потеребил макушку мальца.

– Я хочу стать таким, как вы. Падальщиком! – гордо объявил он. – Вы спасли мне жизнь в той деревне!

Так вот что притягивало мой взор к этому карапузу – он был жирным и розовощеким. Ну не таким, чтобы жирным, а по-здоровому упитанным. На фоне вывезенных из деревни детей, местные личинки выглядят худосочными и хилыми.

– Тот солдат… с рукой робота, – говорил Ахмед.

Мы сразу поняли, что он говорил о Калебе.

– Он поймал меня, когда другой солдат бросил меня с балкона. Я еще никогда не летал так высоко!

Ахмед даже прыгнул, чтобы показать, как высоко он парил.

– У меня уже есть свой отряд! – гордо объявил Ахмед.

А он любит поболтать. Была бы я Крайслером, первым начала пытать бы Ахмеда. Он бы рассказал все, что знает.

– Правда? Так значит, ты командир отряда Падальщиков? – Буддист подыгрывал пацану.

Малец кивнул.

– А ты знаешь, что командир должен дать название своему отряду?

Малец снова кивнул и шмыгнул носом.

– И как же зовется твой отряд? – было видно, что Буддист искренне умилялся пацаненку. Да, впрочем, как и все мы. Буддист прав, никто на Желяве не тронет ребенка, потому что их осталось так мало.

– Отряд Тигран!

Ну все. Растопил мое сердце основательно и бесповоротно. Теперь я хочу такого же Ахмеда!

– А знаешь, какая главная черта у Падальщиков? Мы скрытные, тихие, невидимые. Враг не должен нас заметить! Сможешь оставаться невидимым?

Ахмед кивнул.

– Тогда это твое основное задание, командир Ахмед. Будь всегда начеку, будь осторожен! Не дай своему отряду попасться в руки врага!

Ахмед снова кивнул и со всей деловитой серьезностью отдал честь, а потом развернулся и убежал прочь.

– С таким партийным рвением, он будет первым, кого Генералитет прикончит, если узнает про наш способ связи, – сказала я, следя за удаляющимся Ахмедом.

– Вьетнам, будь оптимистичнее.

– Извини, очень хочу, но не получается. Мы строим свой мятеж на теоретических чертежах двух типа-гениев, осуществимость которых должен подтвердить мой отец-шизофреник. Нас поддерживает блок аграрников, лучшее оружие которых – мешки с бобами, а нашими связными служат дети!

Буддист посмотрел на меня с упреком, но не ответил, а потому что нечего тут комментировать, когда каждое слово – правда, как бумага, режущая перепонку между пальцами.

Отсек компьютерной инженерии забит искусственным интеллектом, сверкающим цифрами и буквами на синих мониторах. Тут живут сгорбленные над компьютерами и роботизированными системами ученые в синих халатах, их здесь порядка двадцати человек трудится посреди всех этих проводов и экранов с непонятными матричными кодами. Папа сидит в отдельной подсобке три на три метра. Здесь же он живет, здесь же работает.

На самом деле отдельная коморка, пусть даже такая тесная, в которую помещается узкая кровать, да стол с армией серверов, мониторов и компьютерных блоков, это привилегия, ценность которой папа не осознает. Ему это попросту не нужно.

Восемь лет назад, когда он успешно восстановил сгоревшие сервера после нападения зомби на базу, Генерал быстро смекнул, что мой отец – гений, и ему сразу тут гнездо свили, чтобы работал круглые сутки на пользу общества. А он и рад был. Он с компьютерами дружит гораздо теснее, чем с людьми. Странным образом все эти цифровые коды стали для него миром, в котором он чувствует себя нормальным.

– Привет, пап!

Мы с Буддистом зашли в его коморку и тут же запутались в толстых скрутках проводов, свисающих с потолка и стен, как мухи в паутине.

– Бай Хуа!

Папа тут же вскочил с потрепанного оборванного старого компьютерного кресла на колесиках, одно из которых уже отвалилось, и обнял меня.

– Бай Хуа, моя Бай Хуа, – приговаривал папа, повиснув на моих плечах.

Он был ниже меня на голову, а на фоне моих мускулистых плеч вообще казался старичком. Я его с легкостью могу на себе нести, настолько он тощий и маленький. Его волосы уже полностью поседели, а глаза видели с каждым годом все хуже, но он у меня авторитетный тут, даже несмотря на его шизанутость, а потому очки ему быстро подогнали. Ему не больше пятидесяти. Наверное. Никто не знает его точный возраст, как и он сам. Он попал на Желяву двадцать пять лет назад в полном беспамятстве, я только знаю, что его нашли, блуждающим по лесам, и лишь чудо помогло ему избежать встреч с зомби. Его зовут Лин, по крайней мере, он сам так представился нашедшим его Падальщикам. Имя это или фамилия неизвестно. Уже тогда он был с ветром в голове, но это не помешало моей маме увидеть в нем чуткость, нежность и доброту.

– Как дела, пап?

Мы разомкнули объятия.

– Моя Бай Хуа, моя Хай Лин, – папа потеребил меня за щеки.

Он зовет меня именем великой китайской воительницы из маньчжурской легенды про бессмертный дух Бай Хуа, которая при жизни была генералом всей китайской армии и защищала свой народ даже после смерти. Эту сказку мне мама часто рассказывала перед сном, будто знала, кем мне суждено стать через десять лет.

Пока мы с папой устраивались на кровати, Буддист сел на пол и ковырял крепление на ножке кресла, прикидывая, как его починить. Вот так компьютерщики способны открывать бронированные ворота блоков и зон нажатием одной клавиши, а прикрутить ножку к стулу – сложнейшая задача.

Хоть здесь и тесно, но папа тут так все логично обустроил, что до каждого угла можно рукой дотянуться. Вот и сейчас он с легкостью орудовал на маленьком откидном столике, куда расставлял кружки и мешочки с сушеными травами. У папы была еще одна привилегия – электрический чайник, который ему подарил Генерал за спасения серверов восемь лет назад. Это один из немногих подарков, который папа оценил, потому что он большой любитель пить настои. Вот и сейчас он колдовал над чайником, заваривая сушеных листьев мелиссы, облепихи, боярышника и смородины, что я ему с поверхности приношу. Надеюсь, эта возможность останется и впредь.

Чайник закипел очень быстро, кипяток обдал листья своей напористой атакой, и коморка тут же наполнилась ароматом свежих трав. В мозгу сразу же проснулись воспоминания о походах на поверхность, особенно летом, когда леса и поля пышут жизнью в разной форме, настолько многообразной, что неосознанно соглашаешься с примитивностью человеческого организма. Насыщенный свежий и столь чуждый окружающей обстановке из металла и резины ягодный аромат уносил в безмятежные зеленые поля и бескрайние леса, где слышны трели тысяч птиц, уханье сов и стрекот кузнечиков. Я люблю лето. Мы в этот период каждую неделю в миссии отправляемся. Иногда во время пеших миссий мы позволяли себе расслабиться на десять минут – просто полежать на лугу и смотреть на голубое небо или сидеть на пнях и рассматривать стаи оленей и хитрых белок на деревьях. Мы прислушивались к звукам вокруг, никто не смел нарушить природную тишину переговорами. Мы наслаждались запахами жизни, питавшими нашу веру в то, что все препятствия, какими бы кровавыми и жестокими они ни были, преодолимы, и что мы обязательно вернемся на поверхность.