Знамение пути - Мария Семенова

«Кем, кем?» – удивился купец.

«Эврихом, – повторил Волкодав. – Из Феда».

Сказав так, он тотчас понял, что сморозил глупость. Бытьможет даже опасную. Ему ведь доводилось некогда слышать, что маленький городокФед, благополучно стоявший среди оливковых рощ в беловодской Аррантиаде, здесь,в его родном мире, был полностью уничтожен во время давних усобиц.

На счастье, книготорговец, уроженец северного Халисуна, вАррантиаде, может, когда и бывал, но не знал наперечёт всех её городов и уж висторию захолустного Феда не вникал всяко.

«Нет, – сказал он, подумав, – не встречал».

«Значит, дописывает, – кивнул Волкодав. – Иликнига ещё не успела распространиться».

С тех пор купец зауважал венна, водившего знакомство снастоящим учёным, и чуть не накануне его ухода из Тин-Вилены предложил ему ещёодну книгу.

«Её, – сказал он, – написал тот же человек, чтотак здорово придумал про лекаря. Тебе понравится…»

Теперь Волкодав предвкушал, как будет читать её в дороге, ипредвкушение радовало его. Эх, ещё бы в храмовой библиотеке порыться… Может, иТиргей всё же что-нибудь написал, да только я не нашёл. Не успел…

К селению, называвшемуся Овечий Брод, Волкодав выбрался насамом закате, когда солнце уже нырнуло за холмы, и лишь на вершинах самыхвысоких сосен ещё рдело сияние уходившего дня.

Селение было обнесено тыном, но ворота пока стояли открытые,и венн сразу понял, что подгадал весьма вовремя. Из-за угла тына как развыходил пожилой мужчина с посохом, шествовавший размеренной походкойсовершающего привычное и ежедневное. Мужчина держал в руке переноснойсветильник, ярко горевший, хотя было ещё светло. Шедшего сопровождала большаясобака. Старейшина здешний, догадался Волкодав. Обходом обходит!

Это и впрямь было действо, досужему* глазу говорившее сразуо многом. Мы, мол, хоть и при дороге живём, а обычая держимся! Волкодав прибавилшагу, чтобы успеть пройти в ворота, пока старейшина не замкнул круг. А то ведьможно дождаться, что снова придётся ночевать под ёлкой. Не то чтобы он оченьвозражал против такого ночлега. Но, коли уж вознамерился отведать местного пивада пирогов, – отчего бы и не исполнить благое намерение…

Пёс, на которого венн, правду сказать, обратил гораздобольше внимания, чем на хозяина, тем временем сразу побежал навстречунезнакомому человеку, появившемуся из леса. Пёс был бдителен и своё дело зналхорошо. Кто пришёл? Не со злом ли?.. Надо поскорее обнюхать, осмотреть,познакомиться, послушать, что скажет…

Он мало напоминал степных волкодавов равнинного Шо-Ситайна.Разве что обрезанным хвостом да впечатлением суровой несуетной мощи. Пёс,живший на самой границе Озёрного края, славившегося гораздо более мягкой зимой,имел вороно-чёрную, до синеватого отлива, короткую гладкую шерсть, украшеннуюна морде, лапах и груди ржаво-бурым подпалом. Толстенная шея, очень спокойныйвзгляд карих глаз и широкая пасть, сомкнутая до поры, но наверняка таившаяочень страшные зубы… Чего бояться тому, кого сопровождает подобный защитник?

Подбежав к Волкодаву, пёс словно бы удивлённо остановился внескольких шагах от него. Старейшина, смотревший сзади да против заходившегосолнца, превратно истолковал поведение любимца и поспешно вскинул руку спосохом, окликая:

– Эй! Эй!..

Он желал то ли отозвать кобеля, то ли предупредитьнезнакомца, чтобы стоял смирно и не пытался ни гнать пса, ни тем паче бежать.Кажется, он не на шутку перепугался. Кому надо, чтобы чужой человек сглупуугодил в зубы его собаке, да возле самой околицы? Ведь до греха этак недолго!

Ни кобель, ни прохожий не вняли предупреждению. Волкодавпродолжал идти прежним размеренным шагом, а пёс преодолел оставшееся расстояние– и чинно зарысил рядом с венном, стараясь поплотнее прижаться к его бедруголовой и снизу вверх заглядывая в глаза. Росту он был как раз такого, чтоВолкодаву осталось только опустить руку, и ладонь легла на мягкие, вшелковистой шёрстке, доверчиво подставленные уши. Ощутив прикосновение, кобельзаурчал – глуховато, низко, протяжно. Кто-нибудь, незнакомый близко с такимисобаками, пожалуй, принял бы этот звук за рычание. И то сказать! Что угодносойдёт за угрожающий рык, ежели исходит из груди пошире иной человеческой. Насамом же деле пёс попросту стонал от наслаждения, радуясь ласке Вожака.

Подойдя к старейшине, Волкодав поклонился.

– Здравствуй, почтенный, – проговорил он на языкеШо-Ситайна. – Спасибо, что ворота перед носом у меня не захлопнул.

– А надо было, – отозвался тот в сердцах, негодуяпо обыкновению всякого человека, пережившего неожиданный и незаслуженный испуг.И перевёл дух: – Откуда ж ты такой непонятливый мне на голову свалился? Большуюсобаку первый раз видишь? Кто, скажи на милость, чужому кобелю сразу руку наголову кладёт?.. Откусил бы её тебе да и правильно сделал, я его и ругать бы нестал!

Пёс уже сидел между ними. И улыбался во всю пасть, отчеговид у него сделался окончательно дремучий и жуткий.

– Так ведь не откусил же, – смиренно возразилВолкодав. – Не сердись, почтенный. Я из Тин-Вилены в Захолмье путь держу…Есть ли здесь у вас перехожему человеку где на ночь устроиться?

Пёс потихоньку – чтобы не заметил хозяин – снова всунулголову ему под ладонь и вежливо, осторожно лизнул самым кончиком языка.Волкодав в ответ пощекотал ему брылья, легонько сжал пальцами морду.

– Есть и хлеб, найдётся и лавка, – проворчалстарейшина, пропуская его в ворота. – Со мной пойдёшь, провожу… Пока тыопять по дороге злых собак гладить не начал! – И обратился к псу: – Так,Мордаш… Что пристал к человеку? Отрыщь[16]!

Дюжие парни сомкнули у них за спинами деревянные створки.Волкодав обратил внимание, что один из них, очутившийся было на дороге уМордаша, счёл за благо посторониться.

Ворота же были как раз такой ширины, чтобы проехать телеге.Овечий Брод оказался большим, богатым погостом, здесь всё время останавливалиськупцы, ездившие из Тин-Вилены в Озёрный край и к горцам северных кряжей.Дорога, ставшая улицей, удобно подворачивала к гостиному двору… Сколько ихВолкодав в своей жизни видел, а сколько будет ещё! Изнутри пахло жареным мясом,долетал хлебный дух, тянуло душистым дымом коптильни. Желудок у Волкодава былдалеко не балованный, вполне мог бы обойтись и без ужина, но, кажется, мысль опиве и пирогах была не такой уж бездарной. Из харчевни слышались голоса, кто-топробовал и подтягивал струны. «Матушка Ежиха», гласило название, исполненноенарлакскими буквами. Для тех, кто не умел читать, рядом изображена былаполнотелая колючая хлопотунья, несущая на иголках тугой боровик. Поглядев навывеску, Волкодав улыбнулся. Если он ещё не ослеп, неведомый резчик был гораздоподробнее знаком со зверьём, чем с письменной грамотой. Ежиха была сущеезагляденье: сейчас зафыркает и отправится в путь. А вот название содержалоошибку.