Авиатор - Макс Мах

«Ох! Ну, я… Вот же дьявол!» – Ее обдало жаром, и сердце понеслось, и…

Все симптомы указывали на то, что она завелась с пол-оборота. Вот только что буквально умирала от боли, а сейчас – и минуты не прошло – уже совсем о другом думает. Впрочем, не думает, вот в чем дело! Потому что думают головой, а этим местом не думают, а просто хотят. И непонятно, то ли это тело Елизаветы так отреагировало на Леонтия, то ли Лиза и сама успела увлечься…

А Тюрдеев между тем еще и говорил, этим своим низким, мужским по определению голосом.

– Я был неправ, – сказал лекарь, разминая правую кисть Лизы. – Я не должен был вываливать на вас свои горести, будто вам мало своих. Извините! И не думайте, что я вас в чем-то виню. И вот еще что. Как-то это у нас не по-людски вышло. Вернее, у меня. Вы одна, Лиза, были и есть, одна и та же женщина. А то, что меня забыли, так на то веские причины имеются.

– Лиза?

– Если позволите.

– Тогда на «ты»! – говорить было трудно, думать тоже. Хотелось прижаться к нему, и чтобы он обнял… И…

«Нет! – сказала она себе твердо. – Не сегодня, даже если вообще… Не сейчас!»

– На «ты»? Что ж, раз ты так решила…

– Как мне тебя называть? – спросила Лиза, борясь с соблазном наплевать на условности.

– Лёвой, раз уж все равно начала!

– Хорошо! – она осторожно вынула свою ладонь из его рук и отошла на шаг назад. – Спасибо, Лёва! Но сейчас тебе лучше уйти!

Он посмотрел ей в глаза, кивнул и вышел, не задав вопросов и не прокомментировав, кому что лучше.

* * *

За отрогами Высокого Атласа, западнее горы Эль-Арар началась Сахара. Бриг шел над засыпанными щебнем каменистыми равнинами – арабы называли их хамадами – и галечными россыпями, называемыми реги. Галечники и каменистые пустоши. Однообразный пейзаж, выдержанный в серых и желтовато-коричневых тонах. Жестокая негостеприимная земля, мертвая, безлюдная, выжженная солнцем, расчерченная сухими руслами давным-давно несуществующих рек.

Три дня ничего не менялось, и только потом появились желтые пески, изредка перемежавшиеся солончаками и скалами. Все это время бриг шел на высоте трехсот метров и на скорости в двадцать узлов. Медленно, монотонно, но зато без остановок. Час за часом, ночью и днем. С севера на юг.

Лиза по выбору стояла ночные вахты: вести бриг под звездным небом было куда приятнее, чем через дневное марево. Ночью «рулила», а днем отсыпалась, но не будешь же спать весь день? Вот и сегодня проснулась в полдень, встала, превозмогая апатию, и погнала себя в душ. Постояла под холодной водой, но, кажется, так до конца и не проснулась, да и вода была не сказать чтоб холодная. Поела без аппетита – стюард принес ланч прямо в каюту – и пошла наверх, на крышу левой надстройки.

Солнце стояло высоко и палило беспощадно. Небо выцвело, мертвые пески медленно текли с юга на север, уходя под днище брига, исчезая за кормой.

«Скорость сорок километров в час! Взбеситься можно!» – Лиза выбросила окурок, хотя обычно старалась на борту не сорить, и, открыв железный ящик телефона, сняла трубку.

– Доброго дня! – поздоровалась она со связистом. – Здесь капитан Браге! Дайте, пожалуйста, ангар!

– Лукас! – сказала она в трубку, изо всех сил сдерживая нетерпение. – Это Лиза. Сделай доброе дело, взнуздай «сивку»!

– Опять приспичило? – поинтересовался начальник «легкой» группы.

– Да вот, – вздохнула Лиза, – или в небо, или в землю. Третьего не дано!

– Ладно, капитан! – добродушно усмехнулся Лукас. – Понимаю! Все мы люди, у всех свои жуки в голове! У шкипера, к слову, тоже. Дал, понимаешь, карт-бланш на все твои художества. Так что, взнуздаю, приходи! Через четверть часа будет готов! Отбой!

Четверть часа! Как раз переодеться и бегом, бегом! Лиза белкой метнулась к себе в каюту. Набросила куртку, обмотала шею шарфом, схватила шлем, гоглы и перчатки и опрометью бросилась на корму. Добежала, перевела дыхание, глотнула из фляжки, закурила и, не торопясь, вошла в ангар.

– Всем привет!

– И тебе не хворать! – механик Джейк Робинс закрыл боковой технический лючок и оглянулся на Лизу. – Боец готов, а ты капитан?

– Я всегда готова! – улыбнулась Лиза.

«Как пионер!» – добавила она мысленно и, предвкушая наслаждение, пошла к «гренадеру».

Конечно, гренадер не коч, но тоже штурмовик. Устаревший, да еще и франкской сборки, но старичок все еще не промах. Может показать класс!

Лиза погладила выпуклый бок штурмовика и, благодарно кивнув Джейку, полезла на стремянку. Кабина у «гренадера» находится высоко. Круговой обзор хороший, но зато внизу ни хрена не видно. Сажать его – тем более на палубу – та еще морока, но оно того стоит! На максимуме боец выдает триста двадцать километров в час. Не триста восемьдесят, как у коча, однако и на нем можно крутить сальто.

Лиза заняла место в кокпите, механик закрыл плексигласовый фонарь и хлопнул по нему ладонью, желая счастливого пути. Начиналось самое интересное. Лиза запустила двигатель, прислушалась к ритму работы цилиндров, увеличила обороты и аккуратно выкатила «гренадер» своим ходом на летную палубу. Встала на старт.

– Диспетчер, здесь Стрикс[20]. Прошу взлет!

– Давай, сова! – откликнулась диспетчерская. – Взлет!

Лиза разом прибавила обороты, удержала на мгновение на тормозах рвущийся в небо штурмовик, и отпустила, позволив ему набрать скорость. «Пробежала» полосу, сорвалась с трамплина и с ходу выжала максимум из взревевшего на повышенных тонах двигателя. Штурмовик рванул, заваливаясь на правое крыло и задирая тупое рыло в небо.

«Царица небесная!» – она выполнила разворот, прошлась на высоте над прущим на юг бригом и заложила предельный[21] вираж, на выходе из которого заорала в голос, предусмотрительно отключив радиосвязь. Поднялась выше, выполнила горку кабрированием, ухнула вниз, вписываясь в горизонтальную восьмерку, и хотела уже войти в боевой разворот, но уловила краем глаза некое несоответствие образу ожидаемого и начала сбрасывать скорость, возвращаясь на прежний курс.

«Ну, ни хрена себе!»

– Борт! – заорала она, включив радиосвязь. – Борт! Здесь Стрикс, как слышите меня?

– Слышим тебя, птица, замечательно, – откликнулся диспетчер, – только не ори в ухо!

– Дай рубку! – рявкнула Лиза.

– Есть! – похоже, диспетчер понял, что шутки кончились.

– Рубка! – голос был знакомый, интонации тоже, но помехи не позволяли быть уверенной на все сто.