Война плащей - Константин Лебедев

рот кляпом. Капитан Хольт хотел расправиться с ним на месте, но Артур настоял на допросе с пристрастием. Уходя, мистер Кэмбел поджег деревню, чтобы стереть с лица земли любое упоминание об Оуэне Корде. Пленных тоже не пощадили. Рисковать своим возвращением домой не хотел даже Итан.

Глава 20. Исповедь палача

Благополучно добравшись до кораблей, офицеры спустились в трюм и заперли в клетке человека, до сих пор заставлявшего трепетать от ужаса весь континент. Инквизитор сохранял делающее ему честь хладнокровие. Отведенную ему на жизненном пути задачу он считал выполненной и смерти не страшился. Грифитса усадили на один из двух стульев, стоящих по разные стороны крепкого деревянного стола.

— Непривычно быть по ту сторону допроса? — спросил Хольт.

— Оставьте это, капитан. Я слишком много раз присутствовал при подобных беседах, чтобы меня можно было подвергнуть психологическому воздействию, — спокойно ответил инквизитор.

— Я поражен тем, как вам удается сочетать в себе подобное смирение и кровожадность дьявола, — вскипел Итан.

— Меня оскорбляет ваше сравнение, но секрет прост. Я делал вещи ужасные, непростительные, но необходимые. Я расплачусь за это своей душой, но совесть моя чиста, — так же спокойно ответил Грифитс, истинно верующий в праведность всех принятых им решений.

— Он безумный фанатик, Кэр. Нет никакого смысла в том, чтобы пытаться понять таких, как он, — отмахнулся Артур.

— Когда мы уже приступим к пыткам? Уверяю, вы лишь зря потратите время. Я ничего вам не скажу, — скромно улыбнулся пленник.

— Уверенность человека, никогда не бывавшего под пытками. Рано или поздно все начинают говорить, — саркастически усмехнулся Хольт.

— Вам не запугать человека, уже принявшего свою судьбу. Своими истязаниями вы лишь превратите меня в мученика и поможете моей душе очиститься, — повторил инквизитор.

— Когда мы закончим, от тебя не останется даже души. — Артур трепетал в ожидании скорой расправы.

— Тогда чего же мы ждем? Есть очевидный способ узнать, кто из нас прав. Всегда считал излишнее словоблудие одним из серьезнейших грехов, — самонадеянно улыбнулся Карл Грифитс, переводя равнодушный взгляд с одного тюремщика на другого.

— Вы куда-то торопитесь? В таком случае с нашей стороны действительно будет невежливо вас задерживать и отнимать драгоценные крупицы времени, что вам остались, — сказал Артур холодным тоном и увел на верхние палубы всех аурлийцев.

Сохранявший все это время молчание Га-либ поднялся с одной из бочек, которая заменяла ему стул. Закрывая за собой дверь, Кэр в последний раз взглянул на инквизитора.

Монстр вошел в клетку и занял освободившееся после Артура кресло, расположенное прямо напротив пленника. Несколько минут он просто изучал его лицо в полной тишине. Лишь скрип досок служил им музыкальным сопровождением.

— Это самая мягкая из пыток, что я видел, — Грифитс первым не выдержал и нарушил тишину, но взгляд его был по-прежнему тверд.

— Должен признаться, я ваш большой поклонник. Давно ждал нашей встречи. — Га-либ позволил себе улыбнуться.

— О, поверьте, я тоже. Жалею лишь о том, что обстоятельства нашей встречи несколько иные, нежели я их себе представлял.

— Через несколько часов никто в этом мире не будет знать вас лучше, чем я. — Га-либ высунул свой длинный язык и провел им по губам, облизываясь от предвкушения.

— Стало быть, именно вас назначили моим палачом? Я рад, что моим последним испытанием станет сражение с истинным демоном.

— Не уверен, что палач — подходящее для моего рода деятельности название. Знаете, мне приятно, что вы не врете. Другие не поверят, но я чувствую это. Вы действительно не боитесь. Но это лишь дело времени.

— Я уже выразил свое отношение к словоблудию. Пока вы лишь утомляете меня разговорами. Это мучительно, не спорю, но я потерплю, — инквизитор широко улыбнулся.

— Не волнуйтесь, кульминация стоит той прелюдии, в которой мы сейчас с вами оказались. Знаете, я последний представитель своего народа. — Га-либ изобразил гримасу печали на лице.

— Как вам должно быть непросто. Однако должен сказать вам спасибо. Вы сделали мне лучший подарок перед смертью. Знать, что подобных демонов больше не существует — самая благая новость за последнее время! — Инквизитор положил скованные цепями руки на стол и с усмешкой заглянул в глаза монстра.

— Вы правы, подобных мне трудно назвать паладинами света. Вся наша жизнь связана с поклонением смерти. Взамен судьба вручила нам удивительный дар. Что вы почувствуете, если я скажу, что к утру буду знать каждую мельчайшую деталь воспоминаний, таящихся в этой голове? — Га-либ протянул руку к лицу инквизитора и коснулся когтем его лба.

— Скажу, что Создатель не позволит вам этого сделать. — Грифитс казался твердым в вере в защиту своего бога.

— Я загляну в самые темные уголки вашего подсознания. Увижу, каким образом маленький Карл стал тем, кем стал. Все секреты, даже те, которыми вы боялись поделиться со своим творцом, подадутся мне на блюдечке.

— Где там ваши друзья с инструментами? — Инквизитор оглядел трюмное помещение и удивился, не увидев ни одного приспособления для пыток.

— Инструментами? Я работаю без привычного вам оборудования. Никто не придет. Здесь будем только мы, и никто нам не помешает, — сделал вид, что оскорбился, монстр.

— Я думал, им будет интересно посмотреть на мучения человека, убившего их друзей и близких, — искренне удивился Грифитс.

— Боюсь, не все из них смогут переварить то, что будет происходить в этой клетке. Им отчего-то не по душе подобные зрелища, — наигранно обиженно ответил Га-либ и встал из-за стола.

Подойдя к одной из стен клетки, он поднял с пола увесистый сверток. Развернув ковер, Га-либ, не торопясь, сделал на нем несколько разрезов и педантично расстелил его на полу вокруг пленника.

— Сразу видно профессионала. Правильно, нечего пачкать такой хороший корабль кровью. Поверьте моему опыту, она крайне тяжело оттирается.

Га-либ проигнорировал реплику инквизитора. Подойдя к сундуку, он с грохотом откинул его тяжелую крышку и выудил из него большую тарелку.

— Нас с вами ждет очень увлекательная беседа. Уверяю вас, это будет лучшая и наиболее искренняя исповедь в вашей жизни. — Положив блюдо на стол, он повернулся к пленнику спиной.

Га-либ не спеша снял наплечник, выставляя свои костяные наросты напоказ и, отвернувшись, принялся расстегивать пуговицы на стеганой куртке, сделанной специально для него и подходящей под его физиологические особенности. Обнажившись по пояс, он аккуратно сложил вещи и вынес их из клетки, на секунду исчезнув в полумраке.

На свет он вышел, неся в руках увесистую стеклянную колбу с широким горлом. Ему пришлось снова раствориться в темноте, чтобы принести мольберт и свои рисовальные принадлежности.

— У меня для вас две новости. По традиции назовем их хорошей и плохой. Какую предпочитаете услышать первой? — произнес Га-либ в ответ на удивленный взгляд инквизитора.

— Всегда любил начинать свой день с чего-то хорошего. — Грифитс вновь возвратил своему лицу маску спокойствия.

— Этой ночью я нарисую ваш лучший портрет, — скромно улыбнулся монстр и вновь сел за стол.

— В чем же тогда плохая? — инквизитор не выдержал затянувшейся паузы, которая ничуть не смущала Га-либа.

— К сожалению, оценить итоговый результат вы уже не сможете. Когда я закончу в вашем организме не останется ни капли крови.

— Печально слышать, я считал себя ценителем искусства. С меня прежде никогда не писали портретов. Считал это греховным самолюбованием.

— В таком случае считаю, что вы нашли своего художника. Самолюбования не будет. Обещаю, — оскалился Га-либ.

— Что же, рад, что моим палачом будете именно вы. Возможно, Создатель простит мне часть моих прегрешений, если я умру как мученик от руки демона.

— Тогда не будем больше откладывать. Будьте добры, выставьте вперед левую руку, — с этими словами монстр отцепил от пояса увесистый тесак, лезвие которого было изрезано зубьями.

Карл Грифитс покорно исполнил просьбу, насколько это позволяли сковывающие его руки цепи.