Восхождение тени - Тэд Уильямс

— Я буду делить комнату и кровать, ты хочешь сказать? Делить их с этой несчастной женщиной, которая больна боги знают какой заразой, бедняжка. Две с половиной в месяц, Маттиас. Небеса вознаградят тебя за праведные деяния.

Мэтт сильно сомневался, что небеса так уж заботят какие-то там ползвезды в месяц, но он нуждался в матери больше, чем она в нём, и она чувствовала это, как и всегда.

— Ладно, — нехотя согласился он. — Две с половиной в месяц.

— И где задаток? — женщина протянула к нему длинную руку.

— Задаток?

— Ты ведь хочешь, чтобы я за ней ухаживала? Что, если мне придётся идти к аптекарю?

Мэтт сунул ей свою последнюю звезду.

Он шагал мимо шатких причалов на северо-западном крае Лагуны скиммеров, пиная высохший кусок корабельного вара. Воздух пропах солью и рыбой. Вопреки тому, что он собственноручно навлёк на свою голову страшные беды, чтобы купить толику свободы действия, возвращаться во дворец поэт не торопился.

"Женщина, которую я люблю и ради которой рискнул жизнью, испытывает ко мне отвращение, будто я какой-то клоп. Даже нет — клопа в сравнении со мной она нашла бы безупречным! Я до сих пор сохраняю место при дворе лишь по благоволению того, у кого похитил жертву, и кто убьёт меня без раздумий, если только всё вскроется. А теперь вдобавок я был вынужден отдать последние деньги, чтобы нанять в сиделки собственную мать — женщину, которой с радостью приплатил бы и ещё, только чтоб подольше её не видеть. Может ли моя жизнь быть ужасней?”

Увы, лишь гораздо позже Мэтт Тинрайт понял, что в тот самый миг, когда он произносил в уме свою дерзкую речь, боги, несомненно, услышали его и расхохотались — пожалуй, это была забавнейшая шутка из всех, что они слышали в тот день.

— Хэй, — здоровенная туша заступила ему дорогу. — Хэй, вот так сюрприз! Я тебя знаю! Ты ж тот слизняк, которому я задолжал хорошую взбучку.

Тинрайт вскинул голову и сморгнул. Перед ним стояли двое верзил, одетых как рабочие из доков. Поэту было равно неприятно лицезреть обоих, но бледное, рыхлое лицо того, что стоял ближе, показалось ему до отвращения знакомым.

“О боги, что я за дурак — ввёл вас в искушение! Это же тот проклятый стражник из “Башмаков барсука”, который грозился сделать из меня отбивную за то, что я отбил у него бабу!”

Однако здоровяк сегодня был не в солдатской форме.

“К добру это или к худу?”

— Боюсь, вы обознались, сударь, — Мэтт опустил глаза, отступая в сторону.

Молниеносным броском ручища, огромная, как окорок, приберегаемый до Сиротин, ухватила его за воротник куртки, не дав увернуться и пригвоздив к месту.

— Сомневаюсь, приятель. Сдаётся мне, я тебя знаю очень хорошо — хоть и понятия не имел, что это будешь именно ты, когда нас послали тебя искать. И теперь вот прикидываю, не выбить ли из тебя дух, рискнув серебром, которое нам заплатят за то, что мы доставим тебя куда надо? — детина обернулся к своему не менее уродливому товарищу. — Как считаешь, его милость всё-таки заплатит нам, если мы притащим ему этот мешок дерьма уже с парочкой разбитых костей?

Его напарник, кажется, серьёзно задумался.

— Начальник-то у нас чутка вспыльчив, и мне б неохота его злить. Я знаю только, что парень был нужен ему живым.

— Ну, давай скажем, что он споткнулся и несколько раз налетел на стену, — предложил мучитель Тинрайта, ухмыляясь. — Чай, не впервые у нас узник немножечко ломается… случайно.

“Узник? Начальник? Да что здесь происходит?” — до этого заявления у поэта только всё зудело в предчувствии обещанной трёпки. Что ж, ему уже не раз перепадало в прошлом, хотя от одной мысли о грядущих тумаках и делалось дурно. Но, похоже, эти двое задумали кое-что похуже.

Толли? Они поймали его для Хендона Толли? Неужели мучитель Элан узнал, что он, Мэтт Тинрайт, сотворил? Сердце Мэтта внезапно забилось так быстро, что голова у него закружилась и скрутило желудок.

— Честно, это какая-то ошибка, — он попытался вывернуться, но стражник поднял вторую здоровенную руку и отвесил поэту такую затрещину, что у того глаза застило белым светом, а в ушах зазвенело, будто голова его враз сделалась громадным часовым колоколом, бьющим на башне время. Когда Мэтт пришёл в себя, его волокли по улицам, и ступни его бились и царапали о мостовую, поскольку мужики тащили его исключительно небрежно.

— Будешь опять болтать, и я с радостью врежу тебе вдвое сильнее, — предупредил бледнорожий. — А лучше просто схвачу тебя за яйца и буду выкручивать, пока не завизжишь, как девчонка сопливая. Как тебе такое, а?

Тинрайт только исступлённо молился. Он обращался и к Зории, и к Зосиму, и к Трём братьям, и ко всем божествам, каких только мог припомнить, включая тех, кого, кажется, сам же и придумал для своих виршей.

Впрочем, быстро выяснилось, что два неприятных типа тащат его не к замку, а в какое-то совершенно другое место. Они проволокли Тинрайта по целой череде узких улиц, затем через мост на восточную сторону лагуны, и наконец остановились у таверны, поставленной на сваях, торчавших прямо из воды. Вывеска отсутствовала, и вместо неё над входной дверью висел ржавый крюк остроги. Внутри было темно, а когда стражники грубо подняли пленника и перенесли через порог, Мэтту показалось, что они тащат его прямиком в промёрзлый тронный зал самого Керниоса. Но вообще-то пахло там скорее как во владениях морского бога Эривора — поэта окружил холодный сырой воздух, провонявший рыбой, кровью и морской солью.

Похоже, в эту таверну заглядывали одни только скиммеры. Пока Тинрайт и его похитители пересекали низкий главный зал, лодочники провожали их безразличными взглядами из-под тяжёлых век, как лягушки в пруду, которые ожидают, пока чужак пройдёт мимо, чтобы потом возобновить своё хоровое кваканье.

“Зачем меня сюда притащили? — гадал поэт. — Я не знаю ни одного скиммера, кроме той ведьмы. Я никогда никому из них не делал зла. Зачем же кому-то из них желать зла мне?”

Вперёд выступил высокий, но согбенный скиммер. Он был стар — судя по его толстой огрубелой коже, — и одет в настоящую рубаху с рукавами — весьма необычно для народа, которому на верхней части тела носить одежду было в общем не свойственно, даже в холодную погоду.

— Что вам нужно, господа? — спросил он гортанным голосом. Все взгляды в комнате по-прежнему были обращены на них, спокойные, но пристальные.

Стражник с одутловатой рожей не стал церемониться.

— У нас есть дела в задней комнате, рыбья морда. И тебе уже заплачено.

— Да-да, конечно, — старый скиммер уступил им дорогу. — Проходите. Он ждёт вас.

Дверь в заднюю комнату оказалась низкой, и Мэтту пришлось наклониться, чтобы пройти. Похитители ещё и помогли, пригнув его голову так резко, что чуть не сломали шею. Когда они позволили парню выпрямиться, он увидел, что попал в малюсенькую каморку, едва вмещавшую крупного бородатого человека, сидевшего за столом из ободранных досок.