Восхождение тени - Тэд Уильямс

Дайконас Во по обыкновению поднялся до рассвета. Он никогда не нуждался в долгом сне, и в этом была своя польза: в доме его детства, куда постоянно заходили незнакомые мужчины и где вечно закатывались пьянки, поспать подольше было невозможно.

Он успел поговорить и с капитаном корабля, и с оптимархом — командиром солдат на борту, разбудив обоих ещё до того, как первый рассветный луч коснулся облаков в вышине, и внушил им, что если в его отсутствие с девчонкой что-то случится, то ещё неизвестно, что окажется для них хуже — гнев автарка или ярость самого Дайконаса Во. И капитан, и оптимарх терпеть не могли гончего — но нравился ли он вообще хоть кому-нибудь? Зато у него имелись полномочия, переданные автарком — и этим всё было сказано. Лучше того — он видел отблеск страха в глазах обоих мужчин: капитан успешнее скрывал его за грозным пристальным взглядом, чем оптимарх (который был лишь немногим выше по рангу, чем сам Во), но страх сидел в них, и Во его видел. И этому страху доверял больше, чем их трепету перед властителем Ксиса. Сулепис был и в самом деле страшен — но находился сейчас далеко; Дайконас Во находился прямо здесь и хотел, чтобы мужчины запомнили, что гончий вернётся к ночи.

Он выбрался из лодки на причал и зашагал вперёд, не оглядываясь, оставив гребцов качать головами и делать знаки, отвращающие зло. Во упивался своей дурной славой. Другое дело, когда ему приходилось жить со своим отрядом — одними и теми же людьми — долгие годы: он вовсе не хотел вызвать в них такую неприязнь, чтобы однажды солдаты договорились и прирезали его во сне. Но на борту корабля, где несколько человек были выше его по званию и только поручение автарка внушало остальным почтение к нему, Дайконас Во предпочитал держать спутников на расстоянии. Основная угроза, впрочем, исходила не от явных врагов, но от предполагаемых союзников. Как раз ими люди и оказываются застигнуты врасплох. Как раз ими и бывают предательски убиты короли и автарки.

Перед гончим раскинулся Агамид — три вершины знаменитых его холмов свысока взирали на город, выросший у подножия самого внушительного из исполинов и растянувшийся прямо до края широкой бухты. Даже на рассвете жизнь в нём кипела ключом: дороги были запружены тяжело гружёнными повозками, поднимавшимися от доков к базару с утренним уловом рыбы и первыми товарами с торговых кораблей, пришвартовавшихся в порту ночью, волы мычали, люди перекликались друг с другом, дети визжали и смеялись, когда их прогоняли с дороги — в общем, здесь царила в точности та картина всеобщей оживлённости, при виде которой Во начинал страстно мечтать о ледяном шторме, который бы обрушился с севера и сковал эти земли морозом, укрыв пеленой холодного молчания. Вот на что стоило бы посмотреть! Все эти болтливые пучеглазые рожи, застывшие, как рыбы в замёрзшем пруду, — и ни звука, кроме чудесной, безжалостной песни ветра.

Во переходил от прилавка к прилавку, расспрашивая владельцев, где найти аптекаря по имени Кимир; это имя назвал ему один из матросов — впридачу к рассказу, как в прошлое плаванье на корабле разгулялась оспа. Кое-кто из торговцев злился, что всякие проходимцы, да ещё такие, с которых ни на грош прибытку, отвлекают их от подготовки к новому базарному дню, но одного взгляда в холодные глаза путника хватало, чтобы лавочники делались вдруг подобострастны и загорались желанием помочь. Наконец он отыскал магазинчик в ряду тёмных, оплетённых виноградными лозами домишек в нескольких сотнях шагов вверх по первому холму, в самом конце базара.

Лавка в точности отвечала его ожиданиям: к потолку подвешена целая сеть бечёвок с листьями, цветами, фруктами, ветками и корешками, пол уставлен корзинами, коробами и глиняными горшками, частью запечатанными — больше воском, но какие-то и свинцом. У стола напротив одной из стен стоял комод выше человеческого роста, со множеством маленьких ящичков — самая дорогая, много дороже прочей, мебель во всей комнатушке. Рядом на табуретке, как на жёрдочке, восседал долговязый бородатый старик в грязном балахоне и чёрной островерхой шляпе, какие часто носили в здешних краях. Он коротко взглянул на вошедшего поверх ящичка, содержимое которого проверял, но более никак не поприветствовал нового покупателя.

— Ты Маламенас Кимир? — спросил старика Во.

Тот медленно кивнул, как будто сам только сейчас понял это.

— Так говорят люди, да, но вместе с тем они часто говорят и неправду. Чем я могу помочь тебе, незнакомец?

Во плотно прикрыл за собой дверь. Старик вновь взглянул на него — теперь с некоторым интересом.

— Есть в твоей лавке ещё кто-нибудь? — продолжил гончий расспросы.

— Никого. Со мной и работает-то всегда только моя сестра, — ответил Кимир с лёгкой улыбкой. — И она ещё старше меня, так что если ты собрался убивать или грабить, думаю, бояться тебе нечего.

— Она сейчас здесь?

Старый аптекарь покачал головой:

— Нет. Лежит дома, спина у неё побаливает. Я дал ей разбавленную настойку цикуты. Прекрасное лекарство, но вызывает желудочные колики и газоиспускание, так что я уговорил её не приходить сегодня.

Он склонил голову и уставился на посетителя, как птица на блестящую штуковину:

— Итак, ещё раз спрошу тебя, господин — чем я могу помочь тебе?

Солдат придвинулся ближе. Большинство людей невольно отступали перед Дайконасом Во, если он подходил к ним, но аптекарь остался неподвижен.

— Мне нужна помощь. У меня внутри… сидит нечто. Оно предназначается, чтобы убить меня, если я не исполню волю хозяина. Я делаю всё возможное, но опасаюсь, что даже при успешном исходе дела он меня не излечит.

Кимир кивнул. Кажется, история его заинтересовала.

— Да-да, наниматель, проделывающий подобное ради пущей уверенности в том, что подручный исполнит задание в точности, не обязательно из таких, в чью последующую благодарность верится без труда. Случайно, не красный ли змеиный корень он заставил тебя проглотить? Не было ли сказано при том, что должно пройти два или три дня, прежде чем ты умрёшь от яда?

— Нет. Эта дрянь во мне уже не один месяц.

— Может, это аэлийское слабительное? Не предупреждал ли он тебя ни в коем случае не есть рыбу?

— С тех пор я ел рыбу множество раз. Такого предупреждения не было.

— Хм-м-м… Любопытно. Тогда ты должен в точности рассказать мне, что произошло.

Дайконас Во пересказал случившееся в тронном зале автарка, однако ни словом не упомянул о личности своего нанимателя. Когда он описывал предсмертную агонию двоюродного брата Сулеписа, глаза Кимира расширились, и старик расплылся в широкой желтозубой улыбке.

— А потом он сказал мне, что в моём вине было то же самое, — завершил Во рассказ. — И что если я не сделаю, как он скажет, со мной будет так же.

— Несомненно, — аптекарь потёр руки. — Ну-ну. Довольно удивительная история. Все признаки указывают на то, что это — подлинная басифая. Никогда не думал, что в моей практике встретится такой случай.

— Я хочу от неё избавиться, — перебил Во. — Мне плевать, что она для тебя значит. Поможешь мне — и я тебя вознагражу, попытаешься обдурить — и смерть твоя будет очень болезненной.