Неизвестный Тарковский. Сталкер мирового кино - Ярослав Александрович Ярополов

не очень понимала, о ком мы говорим. И мы тоже не очень понимали причины такой спешки, когда хоронят в цинковом гробу в чужую могилу. Пусть это будет на совести тех, кто это сделал…

Сейчас, говорят, Тарковского перезахоронили в чистую землю, видимо, недалеко от этого места, потому что в том углу кладбища оставалась земля для будущих могил.

Возвращались мы печальные и молчаливые. Долго потом сидели в том же кафе «Монпарнас» на втором этаже. Опять подходили знакомые, иногда подсаживались к нам, пропускали рюмочку, и опять мы говорили о московских и парижских общих знакомых. Кто-то принес русскую эмигрантскую газету, которую у меня по возвращении в Москву отобрали на таможне, с большой статьей-некрологом об Анатолии Васильевиче Эфросе, которого мы недавно хоронили в Москве, и с коротким, но броским объявлением, что собираются средства на памятник на могилу Тарковского. Некрасов скорбно прокомментировал: «Неужели Андрей себе даже на памятник не заработал своими фильмами, чтобы не обирать бедных эмигрантов…» Поговорили об Эфросе, о судьбе «Таганки»… Некрасов был в курсе всех наших московских дел, я ему сказала: «Приезжайте в гости», он ответил: «Да, хотелось бы… На какое-то время». Тогда ни я, ни он еще не знали, что он смертельно болен и через несколько месяцев будет лежать на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа в чужой могиле.

В поисках утраченного времени

Эббо Демант[6]

Изгнание и смерть Андрея Тарковского

Сценарий документального фильма

Титры фильма идут на фоне рисунка Тарковского – дерево, православный крест над могилой.

На экране – фото Тарковского, Тарковский на смертном одре…

Едет катафалк по улицам Парижа– последний путь великого режиссера.

Париж, улица Дарю, церковь Святого Александра Невского. Звучит заупокойная служба. Гроб с телом покойного выносят по ступеням, устанавливают во дворе церкви. – Движется траурный кортеж по парижским улицам.

Последний путь…

Андрей Тарковский (из интервью). Любой художник в любом жанре стремится выразить как можно глубже внутренний мир человека… Я вдруг совершенно неожиданно для себя обнаружил, что все эти годы занимался одним и тем же и, по существу, меня интересуют всегда одни и те же проблемы. Хотя я делал разные фильмы, все они возникли по одной причине – они призваны рассказать о внутренней двойственности человека. О его противоречивом положении между духом и материей, между духовными идеалами и необходимостью существовать в этом материальном мире. И вот этот конфликт является для меня самым главным, ибо он рождает все-все уровни проблем, которые мы имеем сейчас в процессе нашей общественной жизни…

На экране– клиника в Эшельбронне. Синие стены коридора, красные двери палат. Комната, где лежал больной Тарковский: кровать, стол. На столе проигрыватель, книги, икона Богоматери. На подоконнике– камни, собранные Андреем, как часть природы, с которой он никогда не расставался.

Из дневника Тарковского: 10 июня 1986 г. С вечера 7 июня я нахожусь в антропософической клинике в ФРГ, неподалеку от Баден-Бадена. У меня повышенная температура, грипп, кашель – все гораздо хуже, чем раньше. Врачи говорят, я в состоянии ремиссии и что мне ни в коем случае нельзя принимать химические препараты. Я чувствую себя отвратительно.

Автор. Он был здесь очень одинок. Никто не говорил на его языке.

Жена привезла его сюда и больше не показывалась. Но он и хотел этого одиночества – быть с самим собой. Он радовался пластинкам, которые я приносил ему, погружался в музыку: Бах, Бах, Бах – и ничего больше. Итальянские газеты он перелистывал безо всякого интереса. Он вновь и вновь требовал литературу периода немецкой романтики – те немногие переводы на русский, которые можно было раздобыть. Его знакомые в Париже распространяли слухи, что он чувствует себя значительно лучше. Да и какой продюсер, какая студия будет финансировать смертельно больного человека…

Он все знал о своем состоянии, я – тоже. И мы оба знали, что нам не удастся выполнить наш план – сделать документальную ленту о жизни художника в изгнании на его примере.

Прекрасные итальянские пейзажи, холмы, кипарисы…

Автор. Началось это с тоски. С тоски по Италии и по всему тому, что связывало его в душе с этой страной, началось с желания наконец-то снова делать фильмы, наконец-то заработать немного денег.

Его московские дневники полны записей о том, кому и сколько он должен и как ужасно он себя при этом чувствует. В молодости он работал в геологической партии, на природе, и теперь искал страну, полную легенд, волшебных уголков и ландшафтов. Он искал ее своей романтической душой.

Марина Тарковская[7]. Мы все собрались у него на Мосфильмовской, пришли родные, друзья. Я была с мужем и дочкой. Я тогда не думала, что это наша последняя встреча. И, к сожалению, не отнеслась к ней как к последней. По некоторым причинам мы даже не смогли поехать в аэропорт. Но эта встреча оказалась последней. После этого были только телефонные звонки. Андрей в тот вечер был погружен в мысли о работе, он уезжал, чтобы работать. Он был немного озабочен из-за сценария «Ностальгии», озабочен делами, ждавшими его в Италии… Человек уезжал работать, хорошо работать. Но он отнюдь не прощался с родиной и со всеми нами навсегда.

Арсений Тарковский[8]. Я помню этот последний вечер. Было много народу, друзей, все затянулось допоздна. Был Янковский. Был кто-то с итальянского телевидения. Весь вечер сидели за столом и легли спать очень поздно. Наутро мы проводили отца в Шереметьево. Он сел в самолет, улетавший в Рим. Это была последняя встреча, после этого мы говорили только по телефону.

Дневник Тарковского. Парусник на первой странице…

Автор. На первой странице своего первого итальянского дневника он наклеил этот парусник. С парусами, полными ветра, устремившийся лишь в одном направлении – вперед. Прочь от забот, из-за которых он не мог осуществить свои идеи. За 20 лет только 5 фильмов. Похвалы отовсюду, международные премии, и только в собственной стране, которая так много значила для него, ему мешали, его оскорбляли. Он хотел уехать от всего этого. Ему разрешили выезд на время его режиссерской работы над совместным советско-итальянским фильмом.

Баньо-Виньони. Средневековый бассейн на одном из холмов в Тоскане. Место, которое с его первого появления здесь уже не отпускало его.

Он проводит здесь целые недели. Среди этих звуков, этого света, этой воды. Он сделает это место центром своего фильма. Его мысли об