Странные занятия - Пол Ди Филиппо

— Я так и думала, что ты это скажешь. Просто хотела проверить.

Холли уже собралась уходить, но помедлила и оглянулась.

— Сам придешь?

— Ни за что не пропущу.

— И опять же так и думала, что ты это скажешь.

Как ни крути, сверхновая была вполне подходящим предлогом для вечеринки.

Рожденная в насилии, звезда была чем-то новым, сияющим и совершенным. Да, конечно, преходящим — но вся жизнь, все достижения человечества преходящи. Кто может сказать, что лучше: ишачить день ото дня, накапливая энергию, или спалить все одним зрелищным фейерверком?

Я едва вообще не отказался от вечеринки. Долгое время я сидел на койке в одних трусах, не думая, а просто ожидая в подвешенном состоянии, чтобы что-то подтолкнуло меня в ту или в другую сторону. Наконец чаши внутренних весов качнулись, потревоженные каким-то подувшим из души ветром, и я встал и оделся.

В последнюю минуту я нацепил рабочий пояс. Рассекатель, который я повесил на него, когда помогал Леотису и Шейле, хлопнул меня по бедру. Наверное, мне нужен был какой-то символ моего статуса — для поддержки. Или уже тогда мои мотивы были более темными?..

Оставив кар на привычном месте, я пешком пересек пустую территорию между моим трейлером и вечеринкой, желая еще немного побыть один.

Кто-то из Золотой бригады принес магнитофон, из которого в тяжелом ритме ударных неслись бодрящие оцифрованные хиты. Перед домом стоял импровизированный стол из досок на двух пластмассовых козлах для пилки дров, а раздобытые где-то шторы служили скатертью. На всевозможных картонках под еду на вынос были разложены китайские разносолы, пицца, жареная курица. Кто-то из Бриков разыскал пластиковые тарелки в родной упаковке. Я таких уже много лет не видел: с тех пор как вступили в силу приложения к Монреальскому экологическому соглашению. В качестве выпивки — пиво, вино, пунш.

Прихватив бутылку пива, я некоторое время болтал с танцующими, кивал в знак приветствия, но ни к одному разговору не присоединялся.

Он стоял в тени, наблюдал.

— Майк.

— Кувалда.

— Рад, что ты пришел, приятель. Надеюсь, не в последний раз.

— Может быть. Ты намереваешься стоять тут один весь вечер?

Он рассмеялся:

— Один ноль в твою пользу, приятель. Иногда я слишком отстраняюсь. Минус работы. Но не мне тебе это объяснять. Нет, я прямо сейчас собираюсь повеселиться. И ты тоже, слышишь?

— Слышу.

Выйдя из тени, мы вместе направились к смеющейся толпе.

Когда мы подошли ближе, я узнал голос, который никак не ожидал сегодня услышать. Голос Друкера. Брики его одновременно притягивали и отталкивали, но он, наверное, услышал про вечеринку и ухватился за возможность узнать их поближе. Судя по всему, он был навеселе.

Говорил Коротышка:

— Ага, мы столько поработали, и теперь нам и впрямь кажется, что у нас тут вполне симпатичный дом. Обалденно лучше, чем на улице.

Друкер рассмеялся:

— На вашем месте я бы не слишком к нему привязывался. Распоряжение о вашем вывозе уже несколько дней как подписано.

В повисшей тишине музыка зазвучала жестко и чужеродно.

Все повернулись к нам с Кувалдой.

— Никогда не доверяй доброхотам, — сказал Кувалда.

Отражения цеплялись за клинок его ножа. Готов поспорить, я видел, как на кончике блеснула сверхновая, поселилась в мусорном кольце на пальце.

— Убери его, брат, слишком поздно.

— Ты никому не брат. А поздно или нет, зависит от того, чего ты хочешь.

Резкий тычок снизу вверх.

В этом поединке я схватил его правое запястье левой и сжал.

На стройке часто приходится поднимать тяжести, даже если ты — начальник.

Через несколько секунд он выронил нож.

— Как хочешь, Майк. И вообще, чтобы тебя завалить, нож мне не нужен.

Его пальцы у меня на горле — будто тиски робота. Я знал: еще несколько секунд — и он раздавит мне гортань.

Я нашарил рассекатель на поясе, сумел его отсоединить.

Прижал к его руке.

Нажал на спуск.

Кувалда попятился. Я уронил то, что осталось у меня в руке. В его лице застыло непонимание.

— Выходит, все сводится к лучшим инструментам… — произнес он и рухнул наземь.

Я отступил от хлынувшей к нему толпы. Увидел, как поднимает к губам рацию Холли, чтобы вызвать помощь… Она умеет сохранять спокойствие. Как я и говорил, она лучшая из всех, какие у меня были. Потом она бросила рацию в песок и побежала с остальными.

Я попытался заговорить, но вырвался лишь скрежет. Растирая горло, я поднял глаза.

Свирепо сияла одноглазая Кассиопея.

Время — водоворот, способный поглотить без остатка цивилизации, города, культуры…

Или людей.

Где теперь тот человек, который был так уверен в своих планах, своих убеждениях, в своем идеализме, так уверен, что благо многих перевешивает уничтожение единиц? Я гляжу в зеркало, но не могу его найти.

Кувалду увезли в больницу, и, лишившись центра притяжения, Брики распались на случайные компоненты, которыми были до того, как Кувалда выковал из них единое целое. Большинство выбрали лагеря для перемещенных и последующую жизнь в восстановленном Гарлеме. Остальные растворились, предпочли вернуться к голоду на улицах.

Проект катился под моим руководством, укрощенная колесница Кришны, слепая сила, уже раздавившая что могла. (Я думал, не уволиться ли — особенно если учесть постоянное безмолвное обвинение во взгляде Холли, — но понял, что бросить, не доведя до конца, не увидев плодов того, что уже причинило столько страданий, за что пролилось столько крови, будет бесконечно глупо.)

Однако когда проект завершился, когда первые из четверти миллиона человек, которые будут здесь жить, начали потихоньку заселяться в новые дома, я ушел из «ККГ». Мама Касс не сумела понять. Холли могла бы, но ей было все равно.

Я стал разыскивать Кувалду… и Зору. Я не знал, что скажу им, да это было и не важно. Я не мог их найти. Словно бы город их поглотил. Тогда я стал разыскивать таких, как Кувалда. Их я нашел. Они существуют в любом городе, большом или маленьком. Забытые мусорщики, за счет смекалки выживающие на утиле и обломках, на отходах и мусоре. И когда я нашел их, этих бриколеров…

То попытался искупить.

«О боли и смерти он узнал от безобразного умирающего пса. Пса сбила машина, и теперь он лежал на обочине: грудь раздавлена, с пасти капает красная пена. Когда он наклонился над ним, пес поглядел на него стеклянными глазами, уже видящими следующий мир.