Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно) - Росс Элленхорн

Организовав своего рода уличное представление с участием окружающих, молодой человек создал другое зеркало, отражение в котором сразилось с образом, которого он стыдился. Из зеркала смотрел успешный индивид, оказывающий влияние на окружающий мир. Из чего вытекает четвертый фактор, позволивший изменить соотношение сил.

4. Эрик повысил самоэффективность (и, следовательно, укрепил веру в себя), взяв под контроль свою проблему и изобретя собственное решение. Бандура, психолог-экспериментатор, изучающий самоэффективность[118], акцентирует внимание, что успех в одной области повышает уверенность в себе в других сферах. Взяв процесс изменений в свои руки и видя, что окружающие страстно желают участвовать, Эрик достиг промежуточного успеха, который укрепил его уверенность в борьбе с курением. Другими словами, он поверил в себя. Впервые, когда молодой человек подавил желание улизнуть с репетиции, чтобы покурить, он поверил в свою способность эффективно управлять жизнью. Второй, третий, четвертый такие случаи закрепили успех. Когда он использовал никотиновый пластырь как средство борьбы с курением, он, возможно, ощущал гордость и верил в большую эффективность. Но это и сравниться не могло с тем чувством, которое появилось, когда Эрик изменился, следуя собственному плану.

Превратив свои неудачи в источник игры и завоевав любовь публики, Эрик нашел способ решить диалектическую задачу преобразований: приняв себя, он смог стать тем, кем хотел. Фотографии одновременно служили и признаком, что пора измениться, и символом его мужества. Молодой человек сумел оценить себя, измерить путь до цели, в то же время принимая факт, что он еще не достиг ее.

Прошло сорок лет с тех пор, как Эрик изобрел свой способ бросить курить. Я помню эту историю благодаря эксцентричности и смелости ее героя. Он сумел объять свое силовое поле и сдвинуть его – постепенно, шаг за шагом. Думаю, что этот случай отпечатался в моей памяти еще и потому, что являл собой положительную противоположность моему поведению. В то время, когда Эрик изобрел «фотографии идиота», я участвовал в куда более сложной пьесе, двигая вокруг себя зеркала. Только цель и результат моего представления были совсем другие.

В отличие от молодого человека, который внедрил собственный план борьбы со стыдом, относясь к нему с юмором и добротой, я выбрал путь, по которому, величественно шествуя или краткими перебежками, идет большинство из нас: я боролся со стыдом, ведя себя так, словно уже пришел к цели.

«ТВОРЦЫ НА ШТАНАХ», ПОЗЕРСТВО И НАРЦИССИЧЕСКАЯ ЗАЩИТА

В те времена я и двое моих друзей жили в центре Лос-Анджелеса. Мы были второсортными участниками набирающего популярность художественного проекта. Мы с друзьями часто проводили время в работавшем всю ночь напролет русском кафе «Горький», переполненном художниками, деятелями искусства и зеваками. Мы наловчились отличать позеров от настоящих живописцев. Последние отличались едва уловимым стилем, основанным на естественном чувстве оттенков и рисунка. Первых объединял один определенный признак: брызги краски на брюках или обуви. «Заскочил поесть каши – и снова за работу!» – возвещали их испачканные джинсы. Таких притворщиков мы называли «творцами на штанах».

Конечно, наша маленькая группа двадцатилетних с небольшим юнцов, сгорбившихся за столом (Джефф, будущий библиотекарь, Майк, будущий юрист, и я, будущий социолог), тоже разыгрывала свое представление друг перед другом. Воображая себя взрослыми, мы незаслуженно надевали маски язвительных старожилов мира искусства, глядя на позеров свысока. Замечательная пьеса: болтуны, напустившие на себя роль приближенных и с презрением поглядывающие на притворщиков.

Предполагаю, что большинство «творцов на штанах» пошли той же дорогой, что я и мои друзья, тогда как скромно одетые художники преуспели в своем ремесле.

Говоря за себя, могу сказать, что мое позерство было попыткой избежать чувства стыда из-за того, что двигаюсь в никуда (это вариация меня и друзей-наркоманов в школьные годы). Мое скромное творчество в мастерской выглядело как оскорбление моему претенциозному чувству собственного достоинства: я уже видел себя состоявшимся живописцем, сидящим в кафе, хлебающим борщ, попивающим чай и насмехающимся над «творцами на штанах». Проблема была не в естественном напряжении между существующим и желаемым, которое, как писал Левин, так важно для нашей мотивации, а в несоответствии реальности той цели, которой, как прикидывался, я уже достиг.

Я нуждался в ощущении, что задача моя выполнена, чтобы приглушить пугающее чувство стыда, что это не так.

Проблема такого мышления в следующем: боясь разрушить впечатление о себе как о мастере, я не мог сосредоточиться на текущей работе, что требовалось для достижения цели. Мне было стыдно оттачивать свои навыки, изучать элементарные вещи, начинать с клетки «Старт», поскольку это не соответствовало герою в написанном мной же сценарии.

Я видел два варианта развития событий, и оба рискованных и несостоятельных: чувствовать угрызения совести за то, что не соответствую своему идеалу, или напыщенно изображать, будто уже достиг цели. Эту борьбу стыда и притворства психоаналитики называют «нарциссической защитой».

Совсем не обязательно быть самовлюбленным человеком, чтобы использовать такую тактику: большинство из нас периодически к ней прибегает. Нарциссическая защита защищает вашу гордость, представляя вас как уникальную личность. Это ненадежная стратегия, часто основанная на предположениях, не соответствующих действительности. И когда это становится явным, чувство стыда лишь обостряется.

Вспомните Питера, морского биолога, о котором я рассказывал в начале этой главы. Он проходил именно такой цикл, падая с незаслуженных высот самолюбия в пучину стыда. Питер хотел постоянно гордиться, как в те времена, когда его считали вундеркиндом. Именно поэтому, сравнивая себя с остальными на курсах повышения квалификации, молодой человек решил, что он состоявшийся морской биолог. Ударом по самолюбию стало предложение начальника сосредоточиться на поступлении в колледж и процессе заполнения документов. Иными словами, Питеру казалось, будто он уже достиг своей цели: это был наркоз, заглушающий боль от осознания, что до финиша еще далеко. И когда действие анестезии прошло, молодой человек почувствовал себя хуже, чем если бы не предпринимал никаких действий.

«У меня такое странное чувство, будто я мошенник». На мой взгляд, комментарий Питера описывает взаимосвязь между стыдом и падением с вершин незаслуженной гордости. Это хрупкое чувство самодовольства мы называем гипертрофированным самолюбием.

В отношении личностных изменений гипертрофированное самолюбие – это надменная уверенность в том, что вы можете проскочить унизительные силовые затраты – постепенное продвижение от новичка до специалиста – и немедленно достичь цели. Именно это пытался сделать Питер: он погрузился в гипертрофированное самолюбие, считая свои успехи на курсах повышения квалификации (где преподавали информацию, которую он уже знал) признаком того, что он достиг цели и стал настоящим ученым. То же самое пытался сделать и я, воображая себя главным «творцом на штанах»: создать волшебный мир, в котором я уже получил желаемое, не вкладывая необходимого и порой унизительного труда. Когда мы с Питером понимали, что таким путем задачу не решить, мы чувствовали подрыв мотивации, разочарование и стыд. Таков короткий цикл нарциссической защиты: от стыда к гипертрофированному самолюбию и обратно. Он запускается, когда вы измеряете дистанцию от реально существующего себя до будущего идеального себя.