Коммод - Михаил Ишков

— Это случилось восемь лет назад, когда стихоплета сослали в Африку.

— Я просто поражаюсь Коммоду! — воскликнула Анния. — Он ухитряется подбирать на улице всякую падаль. Надо же, Тертулл!.. Что и говорить, достойный летописец нового царствования. Я ведь просила, что ты постарался убрать его из города. Я не вынесу, если он вновь начнет тискать свои грязные комедии и пошучивать со сцены.

— Госпожа, — покорно наклонил голову Ауфидий Викторин, исключительно представительный старик, на лице которого победно алел полученный им в сражении с парфянами шрам. — В этом я не властен.

Он развел руками.

Анния вопросительно глянула на Витразина. Тот повторил жест префекта и добавил.

— Я тоже. Детские впечатления самые крепкие. К тому же приказ ясен и недвусмыслен — Тертулла во дворцовые писаки. Могу утешить вас, прекрасная Анния, он там долго не засидится. Помнится, он имел наглость проехаться и по моему отцу. Я не стыжусь повторять эти строки: «Витразин, сколько денежек выманил ты у богатых вдовиц? Столько же, сколько бесчестно срезал голов». Я стыжусь, что человек, написавший такое дерьмо, до сих пор носит голову на плечах. Но не будем спешить и вернемся к нашим баранам. Итак, я повторяю, меня вполне устроит шестьдесят процентов, тридцать пять проходимцам и пять Ауфидию на содержание фаустинок. Я соглашаюсь на такой грабительский процент только потому, что наши литературные вкусы оказались весьма схожи. Надеюсь, в остальном мы тоже найдем общий язык.

Анния Луцилла очаровательно улыбнулась, встала, приблизилась к Публию, провела сложенным веером по волосам молодого человека.

— Не знаю как насчет остального, но что‑то подсказывает мне, что в организации торжественного шествия, которым мой братец решил осчастливить Рим, мы сойдемся из пополам.

— Согласен. Как будем делить Фламиниеву дорогу? В длину или по обочинам?

— Тебе правую сторону, — улыбнулась Анния, — а мне, слабой женщине, левую.

Скоро гости начали прощаться. Когда Публий, пропустивший вперед старика Ауфидия был у выхода из таблиния, Анния Луцилла окликнула его.

— Публий, надеюсь видеть тебя в своем доме

— Благодарю, царственная Анния.

— Можешь навестить меня в любой час.

— У меня много дел, так что вечер, ближе к ночи, меня вполне бы устроил.

— Меня тоже, — многозначительно ответила бывшая императрица.

Новый дворцовый летописец дрожащей от счастья рукой засвидетельствовал всенародное ликование по случаю возвращения молодого цезаря, желанного наследника, сына божественного Марка из северного похода.

Вот краткие отрывки из официального описания подвигов, совершенных молодым цезарем на дальней границе, и выдержки из отчета о триумфальном возвращении в Рим после славной победы над многочисленными германскими племенами к северу от Данувия.

«…После официального объявления об отбытии величайшее волнение охватило военный лагерь; все хотели вернуться вместе с ним, чтобы избавиться от пребывания во вражеской стране и вкусить роскошную жизнь в Риме. Доблестный воин и государь обратился к воинам с трогательной речью и объявил, что негоже изменять воинскому долгу и оставлять без защиты такую опасную границу. Каждый из нас, заявил цезарь, обязан оставаться там, куда его привела судьба и воля императора. Он верит, что каждый воин с честью исполнит свой долг перед родиной, будет держать в страхе бесчисленные вражеские орды, которые спят и видят, как бы нарушить спокойствие мирных граждан и нанести ущерб римскому народу».

«…Варвары, устрашенные мощью и божественным светом, исходившим от нового Геркулеса, без сопротивления поклонились Отцу Отечества. Они сами, благоговея от восхищения, сложили к ногам победителя груды золота и драгоценных камней. Особенно великолепны были редчайшие образцы аполлонова камня, среди которых выделяется стофунтовая друза золотисто — малинового тона, в глубине которой просматривалось некое удивительное создание, напоминающее ящерицу. Размеры чудовища, его пристальный, привораживающий взгляд, пронзающий всякого, кто осматривал эту диковинку, не оставляли сомнений, что это существо из породы богов. Связанное с ним поверье гласит, что в камне запечатлена душа того, кто им владеет. Это же существо придает владельцу славу и неземной отблеск, каким сразил молодой цезарь бесчисленные толпы народа, выстроившиеся вдоль Фламиниевой дороги…»

«…Когда же молва распространилась и прибыли вестники, сообщая о предстоящем возвращении государя, римский народ чрезвычайно обрадовался и возложил добрые надежды на пребывание молодого императора в Риме, полагая, что юноша будет следовать примеру отца. Совершив путь с моложавой поспешностью и быстро пройдя промежуточные города, повсюду встреченный по — царски, и явив себя ликующему населению, Коммод показался всем любезным и желанным. Когда же он приблизился к Риму, весь сенат и весь народ, обитавший в Риме, не сдерживая себя, но всякий желая опередить других, неся лавровые ветви и держа разнообразные расцветшие в ту пору цветы, встречали его, насколько это было для каждого можно, на далеком расстоянии от города…

(«Там билеты были дешевле», — добавил про себя Тертулл, водя тростниковым пером по выданной во дворцовой канцелярии особой белизны бумаге сорта Augusta.)

…чтобы увидеть благородного молодого государя. Ведь они тосковали по нему благодаря истинному душевному расположению…

(Тертулл отложил перо и глянул в зарешеченное окно своей расположенной под чердаком каморки. «Что правда, то правда, — вздохнул он. — Народ оказался горяч и восторжен! Все спрашивали, кто это там в праздничной коляске рядом с молодым цезарем? Я тоже задал этот вопрос. Лет объяснил, что это Саотер, управляющий и дружок нашего героя. Отчего же они прилюдно целуются? — спросил я. — Разве жажда обладания Саотером уместна в присутствии такой многочисленной толпы? Лет сказал, что уместно все, что в рот полезло. И еще кое — куда…Понимай как хочешь эту грубость. О том, как я понял ее, умолчу». Он вновь взялся за перо.)

…так как он родился и был вскормлен у них и был государем в третьем поколении. Его род по отцу происходил из сенатской знати, мать же Фаустина родилась государыней, как дочь Антонина, прозванного благочестивым, и потомком Адриана по материнской линии, а род свой она возводила к прадеду Траяну.

Таково было происхождение Коммода. Вдобавок к цветущему возрасту у него привлекательная наружность благодаря стройному телосложению и красивому лицу, в соединении с мужественностью. Взор ласковый, огненный, волосы от природы белокурые и вьющиеся, так что когда он идет, освещенный солнцем, от него исходит нечто столь огнеподобное, что одни полагают, будто его перед выходом посыпали золотой стружкой, другие обожествляют его, говоря, что вокруг головы с самого его рождения появилось некое небесное сияние; расцветал и спускавшийся по его щекам первый пушок. Увидя такого государя, римляне приняли его со всевозможным славословием, бросая ему венки и цветы. Въехав в Рим, сразу посетив святилище Юпитера и другие храмы, выразив сенаторам и оставленным в Риме воинам благодарность за сохранение верности удалился в императорский дворец».