Миллионеров украшает скромность - Инна Павлова

Райко пытался вызнать, какие мне нанесены увечья, чтобы спросить с негодяя по всей строгости. В том, что он в два счета его догонит, Райко не сомневался. Я тем более.

Помотав головой, я сняла с беглеца все обвинения. Знал бы Иштван, какой опасности избег! Его счастье, что я не мстительна. Какая-нибудь испанка, столь оскорбительным образом покинутая, непременно бы возжаждала крови. Я же, сообразив, что все-таки случилось, прислонилась к фонарному столбу и согнулась от хохота.

Представьте: мужчина отправляется на свидание с малознакомой женщиной. У которой имеется «безобидная» прихоть носить с собой холодное оружие и в свободную минутку пускать его в дело, совершенствуя боевые навыки. Что о таком мужчине можно сказать? Смел, отважен, безрассуден. Допустим.

Прогуливаясь с полюбившейся дамой, кавалер замечает преследование. Мужчина и женщина упорно повторяют их маршрут. Как прикажете ему трактовать происходящее? Даже если он и безрассудный? Но ведь не умственно же отсталый? И прессу, скорее всего, в отличие от меня, почитывает, так что про грабителей и наводчиков, вернее, наводчиц, представление имеет. Доведись ему при свете дня столкнуться с югославами, возможно, он бы худого не подумал. А в темноте добродушного улыбчивого лица, между прочим, не видно.

Отсмеявшись, я хотела объяснить причины бегства джентльмена, но поняла, что это совершенно невыполнимая задача. Если последовательность событий я еще как-то сумею изложить, юмор ситуации имеющимися средствами передать просто невозможно. Пришлось представить все несколько иначе: мужчина захотел пообниматься, у меня же ответного желания не возникло. Ну и пришлось на всякий случай показать кавалеру нож. В целях придания отказу убедительности.

— Ты всегда так поступаешь? — поинтересовался Райко.

А Нада, похоже, усомнилась в необходимости принятых ими мер. Дама, столь решительно отвергающая самые невинные мужские ухаживания, прекрасно может за себя постоять. Другое дело, что совсем нелишне будет находиться поблизости, чтобы оказать неотложную медицинскую помощь ухажеру. А ну как ему вздумается, к примеру, приобнять меня за талию? Или, не приведи господи, в щечку чмокнуть?

Под впечатлением от случившегося супруги даже не стали провожать меня до номера, а пожелали спокойной ночи возле лифта. Боюсь, я их здорово напугала. А что еще я могла изобрести? Обвини я Иштвана в чем-нибудь посущественнее, ему не избежать знакомства с мускулистым югославом. Как хотите, но из двух зол я выбрала все-таки меньшее!

Попрощавшись с югославами, я поплелась к себе в номер. Разочарование, помноженное на усталость, подкосило недавно окрепший организм и самым пагубным образом сказалось на боеспособности. Ну что мне стоило на всякий случай оповестить окрестности душераздирающим визгом? Прихватить администратора для осмотра моего временного жилья или хотя бы упасть и сделать несколько пробных кувырков и перекатов? Так всегда поступают опытные шпионы, после недолгого отсутствия возвращаясь в конспиративную квартиру, и я не удивляюсь, что эти необременительные мелочи сохранили жизнь многим из них. Стыдно признаться, но я сдуру еще врубила свет, хотя разумней было позаботиться о спичках, свече или, на худой конец, карманном фонарике.

За легкомыслие и пренебрежение техникой шпионской безопасности я поплатилась незамедлительно. Одновременно с щелчком выключателя раздался выстрел, затем второй, потом чьи-то крики, — кажется, не только мои, — ругань и… я отключилась.

— И, слава богу, хоть какая-то польза!

Я очухалась от заунывно-размеренной бубнежки. Ругань из уст раздраженного мужчины изливалась на болгарском языке, но смысл был предельно ясен. Незваный гость не имел ничего против моего обездвиженного состояния. Ни о моей личной храбрости, ни о других достоинствах речь не шла, а уж его тон не оставлял сомнений в неприязни визитера ко мне, убогой.

— Почему вы не довели дело до конца? — поинтересовалась я.

— Не успел, — буркнул Крысилов и снова занудел.

Теперь он предъявлял претензии несчастливой судьбине и пытался выторговать у нее послабление на будущее. Пределом мечтаний оказалось переселение на необитаемый остров, — в качестве места для прохождения дальнейшей службы, не отметался даже Ледовитый океан. В качестве полноценной замены моему обществу, — если покоя и одиночества он все-таки не заслужил, — полицейский предлагал поочередно каннибалов, людоедов и банду маньяков-расчленителей.

— Так почему вы меня все-таки не добили? — наседала я. Он что, меня просто попугал? Из табельного оружия?

— Я вас что?! — Глаза у мужика выкатились на лоб.

Я наконец углядела кровь на рукаве его белоснежной рубашки.

— Так это не вы в меня стреляли? — с опозданием сообразила я. — Вы ранены?

Каждое слово мне пришлось буквально рвать из него клещами. Получалось, что бедолага на свою голову решил пообщаться со мной на производственные темы (факт отсутствия личной заинтересованности упоминался, как минимум, трижды), но, наученный горьким опытом, не решился ждать меня в номере. Скромность я, конечно, всячески приветствую, но считаю, что перебарщивать со стыдливостью полицейскому ни к чему. Даже если его деликатность была продиктована заботой о моей пошатнувшейся репутации, я все равно придерживаюсь мнения, что ждать лучше на общественном диване, а не на клумбе.

Хотя именно там он помешал преступнику оборвать мою молодую жизнь и пожертвовал правой верхней конечностью.

— Левой, — прервал мои размышления полицейский. — К счастью, он прострелил мне левую руку. Я все равно смогу писать.

Надо же, я думала, он радуется, что сможет стрелять! Оказывается, у меня не совсем верное представление об обязанностях силовиков, заторможенно удивилась я.

Я собиралась сказать заклятому врагу очередную гадость, но вдруг осеклась и окончательно проснулась. Большое темное пятно расплывалось по рукаву шелковой рубашки, а мой загорелый гонитель выглядел непривычно бледным.

— Покажите рану, — прохрипела я и исхитрилась взять себя в руки.

Ни во время довольно болезненного осмотра, ни при обработке раны марганцовкой и йодом мужик не издал ни звука. В отличие от своей сестры милосердия. Как ни прискорбно, но я не удержалась от стона, когда дезинфицировала рану. Может, она, конечно, неглубокая, пуля скользнула по касательной и выдрала не самый большой кусок мякоти, но крови он потерял порядочно, и если ему сейчас не больно, значит, то, что я вижу, — иллюзия и вместо левой руки у него протез.

Закончив терзать себя и раненого, я открыла бутылку ракии, предназначенную в подарок знакомым, и плеснула в стакан. Я не успела поднести его к губам, как Стоян повторил мое движение и одним глотком осушил свою порцию.

Воцарилось напряженно-тягостное молчание. Полицейский не торопился задавать вопросы, я вообще говорить была не в состоянии. Только теперь я по-настоящему осознала, что Крысилов мог погибнуть. Соображение, что то же самое угрожало мне, как ни странно, такого панического ужаса не вызывало.