"Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - Дэвид Хоффман

Посол США в Москве Томас Уотсон поднял вопрос об эпидемии в Свердловске в неофициальном запросе в советский МИД 17 марта 1980 года.[259] Министерство не дало ответа. 18 марта пресс-секретарь госдепартамента, отвечая в Вашингтоне на вопросы журналистов, зачитал официальное заявление. В нём говорилось о наличии «тревожных признаков» того, что Свердловск в 1979 году мог поразить «смертоносный биологический агент», и это вызывало вопрос «о том, соответствовало ли имеющееся количество этого материала» условиям договора о биологическом оружии. Заявление госдепартамента удивило Советы: его не ожидали.[260] В четверг, 20 марта, СССР дал ответ: к трагедии привело распространение заражённого мяса.[261] Вопрос был очень щекотливым: на той же неделе в Женеве заканчивалась обзорная конференция по итогам первых пяти лет действия конвенции о биологическом оружии, в которой участвовали дипломаты из 53 стран. Они уже были близки к тому, чтобы утвердить итоговую декларацию. Чарльз Флауэри, представитель США на переговорах, сообщил советскому коллеге Виктору Исраэляну о переданном в Москву запросе, выражавшем обеспокоенность в связи с событиями в Свердловске.

Советский Союз решил всё скрывать. 21 марта Исраэлян, действуя согласно полученным из Москвы инструкциям, представил конференции официальное заявление. Он заверил участников, что беспокоиться не о чем. Вопросы, поднятые Соединёнными Штатами, заявил он, не имеют под собой «каких бы то ни было оснований»: «В марте-апреле 1979 года в районе Свердловска действительно имела место обычная вспышка сибирской язвы среди животных, возникшая по естественным причинам; имели место случаи, когда люди заболели кишечной формой этой инфекции в результате употребления мяса скота, забитого и проданного в нарушение правил, установленных санитарной инспекцией».[262]

В тот же день после его заявления конференция одобрила итоговую декларацию. Участники отметили, что конвенция о биологическом оружии работает, и никто не подал жалоб на её нарушение. В тексте декларации не было даже слова «нарушение». Все страны, подписавшие договор, подтвердили свою «твёрдую решимость ради блага всего человечества» избегать использования биологического оружия.[263]

Спустя неделю американцы отправили в Москву секретное сообщение, в котором говорилось: «Полученные нами данные говорят о длительной вспышке лёгочной формы сибирской язвы в Свердловске, повлекшей большое число смертей. Судя по нашему опыту, вспышка сибирской язвы, обусловленная употреблением заражённого мяса, должна была иметь относительно короткую продолжительность и привести к небольшому числу смертей».[264]

ЦРУ обратилось к экспертам, в том числе Мэттью Мезельсону, специалисту по молекулярной биологии из Гарварда, который когда-то призывал Никсона объявить биологическое оружие вне закона. Мезельсона вызвал Джулиан Хоптман, который долгое время занимался изучением биологического оружия для ЦРУ. В течение недели Мезельсон жил дома у Хоптмана, а также, получив допуск к секретным сведениям, работал в его кабинете в ЦРУ. Они изучали необработанные донесения разведки, но однозначных доказательств в них не было. Хоптман нашёл упомянутого в докладе ЦРУ хирурга из Свердловска, эмигрировавшего в Израиль, и поговорил с ним. Но другие источники, побывавшие в Свердловске, об эпидемии ничего не слышали. Выяснилось, что сообщение о взрыве было ложным, а многие вопросы, особенно касающиеся диагноза заболевших, оставались без ответов. В заметках, сделанных тогда, Мезельсон писал: «Главный технический вопрос для меня на данный момент — это диагноз лёгочной формы сибирской язвы». Вдохнули ли жертвы бактерии сибирской язвы, что могло указывать на распыление биологического оружия в форме аэрозоля, или же они проникли в организм через пищевод, что можно было бы объяснить распространением испорченного мяса? Или это было вообще другое респираторное заболевание?

С этим была связана ещё одна загадка: почему новые и новые случаи заболевания возникали в течение семи недель? Справочники, которыми пользовался Мезельсон, утверждали, что инкубационный период сибирской язвы составляет несколько дней. Если произошёл разовый выброс спор, то число новых больных вскоре должно было пойти на спад. Но время шло, а больные продолжали поступать в медучреждения. Работая в кабинете Хоптмана, Мезельсон заключил, что нужно узнать гораздо, гораздо больше, прежде чем делать выводы. Где работали жертвы, когда они подверглись действию бактерий? Где они жили? В каком направлении дул ветер? Что, если бы они смогли отметить всех жертв на карте, а затем нарисовать эллипс вокруг военного городка № 19 — многие ли из них оказались бы в пределах этого эллипса? И что происходило в Свердловске-19? Отреагировали ли местные власти, назначали ли медикаментозное лечение, и если да, то оказалось ли оно эффективным? Почему было так много жертв, хотя лекарства были доступны? Мезельсон чувствовал, что нужно действовать с осторожностью. Он также выяснил, что Дональд Эллис, физик из Северо-Западного университета, в то время был в Свердловске вместе с семьёй по программе академического обмена. Он нашёл Эллиса — тот ничего не слышал об эпидемии. Это укрепило Мезельсона в мысли, что в этом случае нужна осмотрительность.[265]