Невеста лорда Кэрью - Мэри Бэлоу

Ей казалось – хотя, вероятно, это была нелепая мысль, – что Хаймур – это ее единственная надежда. Надежда на то, что она снова обретет счастье. Нет, конечно, о счастье и речи быть не может. Обретет мирную, спокойную жизнь. Она сможет жить, только если обретет этот покой.

Они много времени проводили вместе, но почти всегда в обществе друзей и знакомых. Только полчаса или около того, когда он приходил к ней в спальню – а он приходил каждую ночь, – они оставались наедине друг с другом. Безмолвные полчаса, за исключением его вежливого «спасибо» в конце. Благодарность за оказанную услугу!

Маркиз сопровождал ее почти на все вечерние приемы. Даже на балы. Вводил ее в бальную залу, стоял рядом с ней, пока ее не выводил на танец первый партнер, и затем удалялся в комнату, где шла карточная игра, или еще куда-то и не появлялся, пока не наступало время разъезда гостей.

В присутствии посторонних на его губах была неизменная улыбка. Саманта всегда казалась веселой и беззаботной.

Идеальная пара. Обожают друг друга, являют собой пример светскости и ничуть друг друга не обременяют.

Где бы они ни появлялись, они почти везде видели Лайонела. Они избегали сталкиваться с ним лицом к лицу, а он, казалось, довольствовался взглядами, которые бросал на Саманту, – то смотрел на нее с одобрительной улыбкой, то изображал тоску и страдание. Последнее он проделывал, когда случайно перехватывал через комнату ее взгляд, а Хартли поблизости не было. Саманта в совершенстве отработала прием мгновенно исчезать из комнаты или вовлекать в разговор какого-нибудь джентльмена – чаще всего беднягу Фрэнсиса, – если замечала, что Лайонел намеревается подойти к ней или столкнуться с ней, когда она направляется к выходу.

Она ненавидела его. И презирала. Она больше не боялась своей ненависти к нему и знала, что это чувство так же далеко от любви, как небо от земли.

Саманта ненавидела его не столько за то, что он сделал с ней когда-то, – может, она отчасти сама была виновата, она была так наивна и доверчива, – сколько за Хартли. За то, что он причинил такое страдание Хартли, она с радостью убила бы его. А сначала подвергла бы медленной пытке.

Но как все исправить в ее семейной жизни? Саманта все время думала об этом и не могла ничего придумать. Только бы им уехать в Хаймур! Саманте почему-то казалось, что тогда все бы наладилось. А в первые месяцы будущего года родится ребенок, и тогда, быть может, они начнут свою жизнь сначала. Но Хартли ни слова не говорил об отъезде, а она боялась спрашивать. Или гордость мешала.

* * *

Они получили приглашение на бал к леди Грегори. Но Хартли не хотелось идти. Он устал от бесконечных приемов и балов и от бесконечного притворства. Саманте он сказал, что хотел бы остаться дома, и предложил ей отправить записку леди Брилл с просьбой составить ей компанию.

После обеда Хартли удалился в библиотеку, а Саманта уехала обедать к леди Брилл. С книгой в руке Хартли уселся в свое любимое кресло у камина, но книгу не раскрыл. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Устал он ужасно. Хотелось одного – уехать в Хаймур. Но что же ему делать со своей семейной жизнью? Их отчуждение – целиком его вина. Быть может, она вышла за него замуж не по любви, но она не намеревалась ему лгать. Он ведь тоже до самой их брачной ночи не сказал ей ни слова о своих чувствах. Множество людей заключают брак не по любви, а по каким-то иным причинам, а потом живут вполне счастливо. Их совместная жизнь началась хорошо. Ей было приятно его общество, его любовные ласки. Саманта не из тех женщин, кто будет притворяться. Не разрушь он все, она была бы ему верной, любящей женой до конца жизни.

Но как все поправить? И возможно ли поправить? Не разрушил ли он свою жизнь навсегда?

Он хотел домой, в Хаймур. Может, там будет лучше. Завтра он скажет Саманте, чтобы она снова начала укладывать чемоданы. Нет, он попросит ее. Может быть, она не хочет больше приходить сюда к нему сама, без приглашения? Казалось, ей всегда приятно было посидеть тут вместе с ним.

Хартли повернул голову – дверь без стука отворилась. Это была Саманта, изящно одетая, но не в бальном наряде. В руках у нее была корзиночка с шитьем.

– Мне не хотелось ехать на бал, – сказала она, не взглянув на него. – Хартли, вы не станете возражать, если я посижу здесь вместе с вами?

– Пожалуйста, – сказал он и чуть не расплакался, когда Саманта тихо села напротив, достала свое шитье и принялась за работу. Он мечтал о таких вот вечерах. Тихих домашних вечерах наедине с женой. Хартли хотел сказать что-нибудь Саманте, но не мог придумать что. Он делал вид, что читает.

Только когда она некоторое время спустя встала со своего кресла и, ничего не сказав, покинула комнату, он осознал, что не читает книгу, а уставился на пламя в камине и поглаживает свою больную руку, сгибает и выпрямляет пальцы. Пальцы разгибались с трудом и болели.

Ему следовало поговорить с ней. Быть может, тогда бы она осталась. Что с ним происходит? Он отталкивает ее, даже когда она протягивает ему оливковую ветвь. Однако шитье и корзиночку она оставила…

Саманта вернулась, что-то держа в руке. Ни слова ему не сказала и даже не взглянула на него. Но взяла скамеечку, пододвинула к нему с правой стороны, села на нее, открутила крышку с бутылочки с маслом – теперь он разглядел бутылочку у нее в руке, – налила немного масла себе на ладонь, потерла ладони одну о другую, а потом взяла его правую руку и начала мягко массировать ладонь и пальцы. Поглаживания были уверенными и сильными, несмотря на мягкость. Хартли откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

Он подумал, что она уже закончила массаж, но она только еще раз налила на ладони масла. Хартли и не представлял, что массаж приносит такое облегчение. Никто никогда не делал ему массажа. Мать боялась даже прикасаться к искалеченным членам. Боялась даже посмотреть на его руку и ногу. Это она заставила его носить перчатку.

Невероятно – он чуть не заснул, но вдруг почувствовал, как Саманта подняла его руку и прижалась к тыльной стороне ладони своей мягкой щекой. Очевидно, она подумала, что он действительно заснул. Потом повернула голову и поцеловала костяшки согнутых пальцев и снова опустила его руку.

Она не шевельнулась, когда он левой рукой нежно погладил ее локоны, а потом провел пальцами по затылку.

– Саманта, – сказал Хартли, – прости меня!

– Мне не за что вас прощать, – тихо ответила она. – Это я во всем виновата.

– Нет, это не так. Ты была так добра ко мне те три дня и так терпелива и мягка потом, – сказал Хартли. – И ты правильно мне сказала – я поступил жестоко. Прости меня!

– Я вышла за вас замуж, потому что хотела этого, Хартли, я говорю правду.

– Ш-ш-ш, – прошептал Хартли. – Ты ни разу не дала мне повода заподозрить тебя в неискренности. Саманта, не пора ли нам отправляться домой?

– В Хаймур? – Только теперь она подняла на него полные слез глаза.