Огнедева - Елизавета Дворецкая

— Йармиль. — Одд взял ее руку и крепко сжал. — Я понял… я совершил большую ошибку. Вёлунд, когда забрал оперение валькирии, получил власть над ней. А я… я отдал власть надо мной тебе. Меня предупреждали, но я… видно, оказался слишком самонадеян… или уже поздно было предупреждать. Но я прошу тебя… — Он в волнении заглядывал ей в глаза и с трудом подбирал слова: — Опусти меня! Дай мне свободу. Я не могу думать ни о чем, кроме тебя, моя душа принадлежит тебе. Но я не могу остаться с тобой навсегда. Я должен вернуть в святилище Торгерд ее золотые кольца. Я должен рассказать моему отцу, что его сын Хакон отомщен. Отпусти меня, чтобы я мог исполнить свой долг.

— Я не держу тебя. — Яромила пожала плечами и улыбнулась. — Поезжай куда хочешь. Только твою рубаху я тебе не отдам.

— Ты нашла ее? — Одд, несколько успокоенный, перевел дух и даже улыбнулся. — А я думал, что ее забрали рю… рюсаль-кур… те водяные хулдры.

— Я ее нашла. Но она у меня останется. У нас есть такой обычай: когда мальчик родится, его от сглаза надо в отцову рубашку завернуть. А я знаю, что, когда мой сын появится на свет, его отца не будет рядом.

— Вот как? — Потрясенный Одд поднял брови. — Ты знаешь… уже сейчас… ты можешь предсказать… что будет мальчик?

— Мне предрекли это тени умерших, с которыми я говорила во сне. Они обещали, что у меня будет сын, никогда раньше здесь не живший, пришедший издалека. И что он будет сильным и прославленным человеком.

— Если так, то я не смогу сделать ему лучшего подарка, чем эта рубашка, одно из самых дорогих моих сокровищ. Она хранила меня от огня, холода и острого железа, хранила от злых чар… пока я сам не снял ее, чтобы быть к тебе поближе. — Одд обнял Яромилу и прижался лицом к ее волосам. — Я не знаю, что будет со мной, Йармиль, позволят ли боги мне когда-нибудь вернуться сюда. Но вернусь я или нет… я всегда буду помнить встречу с тобой, ибо это величайшее чудо моей жизни.

— Ты освободил меня, как обещал, — ласково шепнула Яромила и обняла его. — Ты пришел ко мне, князь Высокого Пламени. Ты сделал меня Ладой.

— Я пережил много разных приключений. И всегда я приобретал в них что-то очень ценное, вроде этой рубашки с Эрина. Я никогда еще не оставлял ничего в чужих землях. Но здесь я оставляю нечто большее, чем рубашку. И я вовсе об этом не жалею. Прощай, Йармиль. Я так люблю тебя, что мне даже не жаль уезжать. Ты всегда будешь со мной.

— Где бы ты ни был, ты тоже всегда будешь со мной. — Яромила улыбнулась. — Во мне есть часть тебя, которую тебе уже не забрать назад.

Она подняла лицо и позволила ему поцеловать себя — этот поцелуй наполнил их памятью о вчерашнем, и божественный огонь вновь связал их воедино. Яромила и правда не жалела, что Одд хочет уехать, и не стремилась его удержать. Ее влечение к нему было гораздо больше, чем обычные девичьи поиски жениха. Богиня, с которой она сроднилась с начала отрочества, по-прежнему была с ней, но теперь уже другая, обновленная. Яромиле нужно было осознать эту перемену и привыкнуть к ней, и для этого ей даже хотелось остаться одной. Как Ярило, отдавший земле всю свою силу, уходит в Нижний мир до новой весны, так и Одд мог идти своей дорогой. И как ему указывал путь сам Халоги, бог Высокого Огня, так и Яромила знала, что идет по вечному пути матерей земли — Лели, Лады, Макоши… Застывшее в неподвижности мертво, но она сделала шаг вперед, и ныне ей предстояло ждать, когда судьба созреет и принесет плоды.

Сразу после Купалы князь Одд Халейг уехал вместе со всей дружиной, пополненной остатками руси покойного Иггвальда. Но запустения в Ладоге не замечалось: в разгар лета понаехало торговых людей — одни шли с Варяжского моря на Волгу, другие обратно. Едва Домагостева челядь успела прибрать гостиный двор, как снова понадобилось место для знатных гостей.

С Ильмерь-озера приехал Родослав, родич словенского старейшины Вышеслава, и привез с собой людей из далеких полуденных земель — со среднего Днепра, где жило племя полян.

Не так чтобы словене совсем ничего не знали о тех краях. В сказаниях предков, пришедших с юга, упоминались и Днепр, и Дон, и Дунай. Во времена свейского владычества отважные конунги с сильными дружинами не раз отправлялись на юг и порой возвращались оттуда, поуменьшившись в числе, но с богатой добычей, и приносили с собой вести о Греческом море и несметных богатствах тамошних стран, а также о многочисленных словенских и иных племенах, земли которых им приходилось пересекать. В сагах, которые викинги потом рассказывали долгими зимними вечерами в Альдейгье, повествовалось о чудесных красавицах, дочерях тамошних царей и князей, и на этих красавицах женились после совершения подвигов отважные воины, получая с ними в приданое половину земли могущественного тестя. Некоторые на самом деле привозили с собой женщин, взятых в качестве добычи — иной раз светловолосых словенок, а то и смуглых, большеглазых гречанок, не слишком-то красивых на привычный взгляд. Едва ли какая из них была царской дочерью, однако же эти пленницы служили живым подтверждением успешности походов.

Но это все кощуны и басни, действительность же была такова, что после изгнания свеев и разрушения торговых путей на юг по Днепровскому пути больше не ходили, предпочитая Волжский. Как говорили торговые люди, в низовьях Днепра путь к богатым греческим землям преграждали опасные и неуправляемые кочевые племена. К тому же днепровские пороги в нижнем течении, в прежние времена проходимые, теперь из-за понижения уровня воды стали почти непреодолимы. На Волге Козарский каганат, взимая подати с подчиненных народов, поддерживал мир и безопасность торговых путей, а на Днепре не было силы, способной этим заняться. В прежние десятилетия большая торговля шла по Дону и его притокам, где жили какие-то саваряне — или северяне, — полусловенское-полуясское племя. Но о землях среднего Днепра, о полянах, деревлянах и уличах на Волхове не слышали уже давно и даже удивились, что эти племена еще существуют на свете и не отошли в область сказаний.

Событие и впрямь было незаурядно, если уж ради такого случая ильмерский старейшина Вышеслав соизволили прислать в Ладогу своего младшего брата Родослава. И Вышеслав, и Домагость оба вели свой род от дочерей прежнего словенского князя Гостивита и потому видели друг в друге соперников в борьбе за будущую, быть может, княжескую власть над приволховскими и приильмерскими землями. Друг к другу в гости они ездили не часто, и то разве для того, чтобы похвастаться своим богатством и могуществом. Однако нынешний случай был таков, что имел значение и для ильмерских, и для ладожских родов.

Как рассказал Родослав, поляне приехали на Ильмерь уже месяц назад и гостили там. Возглавлял их нарочитый муж[26]по имени Белотур, Гудимеров сын, приходившийся двоюродным братом по матери самому Полянскому князю Аскольду, сыну Дира. О себе посол полян поведал сам, и в первую очередь — трем богиням-покровительницам, когда пришел, наученный тем же Родославом, с положенными жертвами к белому камню.

Встречали его там все девять жриц. В середине три женщины — Милорада с сестрой и Сологой, справа три старухи — Вельямара, Вередиха и чудинка Вихрея, слева три девушки — Яромила, Оленица и Ельма, дочь Илини, старейшины живших в Ладоге чудинов. Женщины ради такого гостя снова надели рогатые уборы, девушки нарядились в вышитые рубашки, едва выстиранные после купальских буйств. И старания ладожанок не пропали даром: величественные фигуры перед идолами трех богинь — женщины в красном, девушки в белом, старухи в черном — произвели на полян и их воеводу довольно сильное впечатление. И лишь изредка, когда Белотур нет-нет да и косился в сторону Яромилы, в глазах его мелькало не только благоговение.