После дождичка в четверг - Мэтт Рубинштейн

Сэнди немного подумала и энергично замотала головой:

— Странный…

— Он был странный?

— У Сэнди сотрясение мозга. Афазия.

— Бедняжка.

Джек хотел спросить у Бет, где она была и чем занималась все это время, но, разумеется, не смог. Невысказанный вопрос повис в воздухе; Джек знал, что Бет это почувствовала.

— Возле библиотеки… поверить не могу.

— Ты можешь нам что-нибудь сказать про него, Сэнди?

С горящими глазами она приподнялась на постели и потерла предплечье.

— У него… здесь…

— Что?

Сэнди нахмурилась:

— На руке…

— Татуировка?

— Тату… Да.

У Джека упало сердце. Он уже позволил себе понадеяться на то, что в этом нет его вины, просто чья-то бессмысленная жестокость, а они не вернутся.

— Какая татуировка? — спросил он.

Во взгляде Сэнди читалось изумление: «Ты шутишь?» Джек решил не сдаваться и коснулся ее руки в том месте, которое она показала.

— Сэнди, какая татуировка? Какая?

— Джек…

Бет впервые обратилась к нему. Осознание вернуло его к реальности, и он заметил, что все остальные смотрят на них с Бет, будто они само воплощение чего-то ужасного. Он видел свое отражение в их зрачках и не узнавал себя.

Домой возвращались молча. Сэнди помогла ему найти письмо, которое открыло тайну манускрипта, — и пострадала от рук незнакомца с татуировкой. Джек мог лишь надеяться, что в городской клинике, подальше от иоаннитов, она в безопасности, но и там повсюду мальтийские кресты — пусть и не черные, а красные. Враги перестали быть тенями, они обрели форму — и кулаки. Он хотел объяснить это Бет, предупредить, но с чего начать? Фары светили слишком ярко, гравий скрипел чересчур громко, когда Джек остановился на подъездной дорожке и воззрился во мрак.

Войдя в церковь, он задернул занавески и отодвинул лампы от окон, а потом открыл люк и спустился в склеп в полной уверенности, что каталогизаторы побывали здесь и похитили манускрипт, но тот по-прежнему лежал под камнем, где был найден. Джек вынес его наверх.

Бет вышла из ванной, запахивая халат, надетый поверх фланелевой пижамы. Обычно она спала в футболке и семейных трусах или в майке и старых штанах от спортивного костюма. Джек не понимал, отчего она бросается в такие крайности. Бет натянула непарные носки и шапочку.

— Ты что, замерзла?

— Нет.

— Хочешь, я включу обогреватель?

— Можно посмотреть телевизор?

— Старые пленки?

— Нет, кое-что другое. Видео.

— Конечно.

— Чтобы не мешать, надену наушники.

— Как хочешь.

Она принялась рыться в коробке с кассетами, а Джек вернулся за стол и вытащил из кармана письма Ханкина Кирка. Ему очень хотелось каким-либо образом вернуть его в «Кладезь», но, возможно, толку от этого было бы немного. Враги уже знают, что письмо исчезло. Они придут за ним. Сначала Эш, теперь Сэнди — кто будет следующим?

На вершине утеса, наедине со звездами и морем, он думал, что манускрипт — это чудо. Язык, который объединяет весь мир. Механизм, который показывает истинную суть вещей. Он видел то, что видели Ди и Келли; он слышал разговор ангелов. Но когда Джек положил манускрипт и письмо рядом (они воссоединились спустя почти тысячу лет), то понял, что это ошибка. Простофиля Ди и шарлатан Келли даже понятия об этом не имели — знал только бывший палач. Правда, которая открылась Кирку на горе Кармель, была ужасной и безысходной; она разъединила духовника и его провожатых. Это была истина, которую Джек усмотрел в манускрипте с самого начала.

Неудивительно, что за манускриптом охотились госпитальеры. Они понимали, каких дел может натворить эта книга, догадывались о силе, которой она наделит человека, пережившего откровение. Увидеть неприкрытую истину и не отвести взгляда — кем ты станешь после этого? Возможно, ангелом — но ангелом Апокалипсиса, разрушителем миров.

Они искали многие века и теперь стояли у него за дверью. Кто предал его? Может быть, Эш проговорился — намеренно или же случайно? Или Торн, или Питер? Что, если Сэнди в заговоре с врагами — или они выпытали у нее его имя и убежище?

Телефонный звонок напугал его. Часы показывали полночь. Бет сидела в наушниках, поэтому Джек встал, взял трубку, но ничего не услышал. Точнее, почти ничего — тишина выдавала чье-то присутствие. Потом связь оборвалась.

Он повернулся, чтобы сказать об этом Бет, и взглянул на экран: ржавеющие корабли, бесконечные дюны. Джек вспомнил день накануне шторма и дождичек в четверг, который так его озадачил. Бет уже досмотрела до того момента, на котором Джек остановил фильм. Облака сгущались, на песок упали несколько капель дождя, затем еще. Мужчина стоял на дне канала, подставляя дождю лицо, а женщина пряталась под облупившимся остовом и плакала. Каждый раз, когда камера приближалась к ней, она начинала плакать еще сильнее.

Бет почувствовала присутствие Джека за спиной и оттянула один из наушников. Русские спорили жестяными голосами, и Джек напряг слух.

— Где ты это нашла?

— В проигрывателе.

— Я его еще не закончил.

— Прости, Джек.

— Это…

Он хотел что-то сказать, но потом увидел, что Бет плачет, и взглянул на нее. Она редко плакала — по крайней мере до сих пор. Джек в замешательстве посмотрел на экран.

— А мне казалось, этот фильм не из тех, что вышибают слезу.

— Джек…

— Может быть, ты объяснишь мне его смысл?

— Посмотри, Джек.

Мужчина начал петь. Старинную русскую песню. Джек уже ее слышал. Песню о пьяном крестьянине. У мужчины был хороший голос — сильный баритон. Субтитры пошли курсивом, что обозначало «пение».

В них была какая-то бессмыслица. «Jfeef34rwerrij4defij39f, — пел мужчина. — Leok2er werïf I8r(rf с*еfr». Строчки появлялись через полсекунды после того, как он открывал рот, и оставались на экране нужное время. По две за раз, пятьдесят — шестьдесят знаков, полная ерунда.

Женщина отозвалась ему на том же самом не-языке. «Dijf8oij doewdww 23d @ef8u! — выкрикнула она. — Dew%H weú(hRr cSEF!»

Джек нахмурился:

— Это неправильно.

Бет медленно покачала головой:

— Мне так не кажется.

— В чем дело?

— Сначала титры были в порядке. Потом промелькнула пара орфографических ошибок. Потом целые слова утратили смысл. Появились символы и цифры. И уже минут двадцать как идет вот это…

— На кассете?!