Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд

Я сидела, подперев голову рукой и играя с карандашом со скуки, когда услышала шаги доктора Кальтенбруннера в приёмной. Я тут же выпрямилась и в сотый раз поправила стопки с ответными радиограммами из офисов рейхсфюрера и группенфюрера Мюллера, ожидая, чтобы мой шеф вошёл и дал мне дальнейшие инструкции. Однако, когда он открыл дверь в свой кабинет, я едва сдержала испуганный вскрик: шеф РСХА был покрыт брызгами крови, оставившими тёмные пятна на его серой униформе, белом вороте рубашки и даже на его лице. Но самым страшным в этой картине были его руки, с белоснежными рукавами рубашки, насквозь пропитанными красным. Увидев меня, он замер на пороге как преступник, пойманный на месте преступления с поличным.

— Что с вами такое случилось? — Я вскочила со стула и бросилась к нему, но он остановил меня жестом вытянутой перед собой руки.

— Ничего. Что вы здесь делаете? Почему вы не внизу, вместе со всеми?

Не дождавшись моего ответа, доктор Кальтенбруннер быстро прошёл мимо меня в ванную. Я пошла следом за ним.

— Вы что, поранились?

— Нет. Сказал же, идите вниз.

Я проигнорировала его повторный приказ и осталась стоять за его спиной. Он пытался отмыть руки, всё больше пачкая белоснежную фарфоровую раковину кровавыми подтёками. Я протиснулась между раковиной и стеной, пытаясь разглядеть ту рану, которая могла вызвать такое кровотечение, но кроме нескольких ссадин на его костяшках ничего не увидела. Я попыталась взять его руки в свои, чтобы получше их рассмотреть, но он резко их отдёрнул и закричал:

— Да уйдите же вы отсюда!!! Сколько раз повторять?!

— Я только хочу посмотреть, что случилось. Я прошла курсы первой помощи при подготовке в женские СС, я могу перевязать любую рану или даже наложить швы…

— Аннализа, это не моя кровь, — наконец проговорил он сквозь стиснутые зубы.

Я впервые подняла глаза к его и только сейчас заметила, как они изменили свой цвет из обычного янтарно-карего до почти чёрного. Это были не человеческие глаза, а глаза хищника, только что разорвавшего свою жертву. Холодок пробежал у меня по спине, постепенно сменяясь каким-то необъяснимым животным страхом, будто я стояла и не с человеком вовсе, а с диким волком, скалящим на меня свои окровавленные клыки.

Он пристально смотрел, как я медленно отступила назад, шаг за шагом, пока не вышла из ванной, и только тогда повернулся обратно к раковине и продолжил мыть руки. Я едва ли не выбежала из его кабинета.

Как только я спустилась вниз, уже знакомая компания, состоящая из Генриха, Георга и агента гестапо, сразу же оборвала их разговор, уставившись на меня.

— Что произошло? — спросила я, кивая в сторону, откуда только что пришла.

Мужчины обменялись взглядами, будто решая, стоило ли мне что-то рассказывать. Наконец гестаповец заговорил:

— Мы арестовали одного из повстанцев из гетто, но прежде чем нам удалось его схватить, он застрелил двух наших офицеров из СС. Герр группенфюрер… немного расстроился по этому поводу.

Георг удивлённо вскинул брови.

— А я-то думал, он избил его, потому что тот отказался говорить.

— Да чёрт его знает, почему. — Гестаповец безразлично пожал плечами. — Вы же знаете, какой он, наш доктор Кальтенбруннер: только шутил о чём-то в допросной, а через секунду уже выстрелил кому-то в голову.

Георг вдруг рассмеялся.

— Ну, вы преувеличиваете! С выстрелом в голову, это было всего один раз, и у него были все на то причины. Этот идиот из СОИ сказал ему, куда идти, да ещё и плюнул в него! Ну и что он ожидал в ответ? Гуманного обращения? Кальтенбруннер и так-то терпением не отличается, а британец уж совсем все границы перешёл. Я бы на его месте сделал то же самое.

Оба рассмеялись, пока я стояла, молча их слушая.

— Мы возвращаемся в гетто? — Генрих подал голос, меняя тему.

— Нет, едем навестить поляков, которые снабжали их оружием. Мои люди уже ждут снаружи. Как только группенфюрер вернётся, можем ехать.

— Еврей ему всё-таки всё рассказал? — Георг усмехнулся.

— Ему всегда все всё рассказывают. Сначала строят из себя не весть что, но как только им начинают ломать пальцы голыми руками, они начинают петь, как соловьи! — Гестаповец, похоже, являлся большим поклонником методов допроса группенфюрера.

— Но этого он всё равно убил.

— Жид убил двоих наших офицеров. Герр группенфюрер очень трепетно относится к рядовым солдатам, а тем более офицерскому составу. Я бы удивился, если бы он его отпустил.

— Как именно он его убил? — Я задала свой первый вопрос.

— Трудно сказать, от чего тот умер; группенфюрер бил его хороших двадцать минут без перерыва. — Гестаповец вынул сигарету из портсигара и зажёг её. — Я полагаю, либо у того сердце сдало, либо он ему голову размозжил. Он его швырнул о бетонную стену пару раз, так что… Думаю, это его и прикончило. Хотя, утверждать ничего не могу. Я всё же не врач.

Он слегка сощурил глаза, оглядев меня с головы до ног, и улыбнулся, снова затягиваясь.

— А вы сильная, для женщины. Большинство из тех, кого я знаю, лежали бы вон на том диване в полуобмороке. А вы увидели его руки и даже не моргнули.

— Мне не жаль врагов рейха. Только кровь наших солдат меня пугает, не этих крыс, — ответила я, глядя ему прямо в глаза.

Агент удовлетворённо кивнул и снова улыбнулся.

— Теперь я вижу, почему он именно вас сюда привёз.

Мы ехали в машине в полной тишине. Я заставила Генриха сесть между мной и группенфюрером Кальтенбруннером, а сама устроилась у окна, стараясь сосредоточиться только на пейзаже снаружи, и ни о чём больше не думать.

— Фрау Фридманн? — группенфюрер Кальтенбруннер всё-таки нарушил тишину.

Я повернулась к нему.

— Да, герр группенфюрер?

— Как вы думаете, сможете мне достать новую форму здесь, в Польше?

— Я посмотрю, что можно сделать.

— Спасибо.

— Не за что.

Я снова отвернулась к окну.

Следующим утром, сидя в спальне дома, что мы временно занимали, я нашивала его старые погоны и другие знаки отличия на новый китель, только что доставленный кем-то из СС. Когда мой шеф появился в дверях и нерешительно переступил с ноги на ногу, наблюдая за моей работой, я сказала, не поднимая глаз:

— Почти всё. Ещё две минуты.

— Не торопитесь и не обращайте на меня внимания. Я подожду.

Он прошёл к зеркалу и начал возиться со своим галстуком, время от времени тихо бормоча проклятья себе под нос о самом галстуке и людях, которые его изобрели. Я откусила последнюю нитку, вздохнула и подошла к нему.

— Вы и понятия не имеете, что делаете, верно? — Я покачала головой на то, что должно было быть правильно завязанным узлом, полностью его развязала и начала завязывать, как следует.