Ротмистр Гордеев - Дмитрий Николаевич Дашко

- За автоматическим оружием будущее, - продолжаю лекцию я. – Представьте себе, какой урон неприятелю способны нанести эти пулемёты, если их будет несколько штук на позициях каждого взвода! А когда конструкторская мысль дойдёт до автоматических винтовок, которые будут у каждого бойца…

- Тогда русская экономика вылетит в трубу, - горестно вздыхает Шамхалов. – Это ж какие деньжищи за минуту выстреливает один пулемёт. А если их будет по нескольку штук в каждом взводе, как вы хотите… Такими темпами мы разорим страну.

- Массовое производство удешевляет продукцию. К тому же у нас нет выбора. Не мы, так наш противник обязательно перевооружит армию. На самом деле эта война только пролог к другой, более масштабной…

- Типун вам на язык! – злится командир. – Разобьём япошку, и тогда ни одна сволочь к нам больше не сунется.

У меня для непосредственного отца-командира масса неприятных новостей, но, ему пока рано, а то и вовсе не стоит знать, кто я на самом деле.

Аккуратно выруливаю на другую тему, умудряюсь выпросить дополнительные боеприпасы для прожорливых (это у них не отнять) «максимок», заканчиваю встречу предложением перекусить, чем бог послал.

У домового наряду с его многочисленными талантами есть ещё и кулинарный, так что ужин удаётся и потому проходит в тёплой, практически дружеской обстановке.

Прощаемся чрезвычайно довольные друг другом.

Вызываю Жалдырина, спрашиваю, кто из бойцов лучше всех проявил себя в качестве пулемётчика. Он быстро называет полдюжины фамилий, отбираю из них четырёх.

- Вот тебе два расчёта. Пока гоняй в хвост и в гриву этих, дальше посмотрим.

За сутки до наступления нас переводят на передок. Сразу бросается в глаза, что атака будет жиденькой: людей явно не хватает даже на один ударный кулак. С правого и левого фланга наши соседи – изрядно потрёпанные в сражениях сибирские стрелки.

Все грезят о свежих дивизиях из России, но они где-то «застряли».

После слабенькой артподготовки идём в атаку. Японцы ещё не успели толком закрепиться на этих позициях, поэтому особых препятствий: ни минных полей, ни «рвов с крокодилами» нет.

На адреналине врываюсь в окоп, из револьвера снимаю бегущего на меня с примкнутым штыком японца: благодаря маленькому росту он кажется подростком, почти шкетом, только глаза и изборождённая морщинами кожа лица выдают его настоящий возраст – мужику хорошо за тридцать.

Расстреляв весь барабан, выхватываю заговоренный клинок. Амулет и внутренней зрения молчат, выходит, воюю с обычными людьми – шашка сносит им головы не хуже чем демонам.

Спину прикрывает верный ординарец, он ловко управляется знаменитым русским гранённым штыком. У меня на глазах протыкает им как вилами какого-то самурая, а потом ударом ноги в живот, снимает того словно мясо с шампура.

Захватив первую линию, идём к следующей: часть солдат противника испуганно драпает из окопов, оставшиеся смельчаки вступают в короткий и кровавый бой с нами.

Надо ломить пока ломится, но начальство думает иначе.

Мы прорываемся к крупной железнодорожной станции Вафангоу, и тут поступает приказ занять оборону.

По нам бьёт артиллерийская батарея японцев. Первый снаряд ложится в паре десятков шагов перед нами, второй незначительно перелетает. Классическая «вилка» арты – следующим залпом нас накроет и смешает с землёй.

- Отходим, братцы! – ору я. – Быстрее-быстрее.

Мы едва успеваем уйти из-под удара, а вот сибирякам везёт меньше: японцы открыли беглый огонь, и на наших глазах под взрывами шрапнели погибает целая рота.

В контрбатарейную игру наши ещё не умеют, к тому же русская арта осталась позади, так что японцы щёлкают пехоту как в тире.

Мы залегаем.

- Бубнов!

- Тута я, вашбродь! – отзывается унтер.

- Делай что хочешь, но так, чтобы японцы мазали! Ты же видишь, как они нашу пехоту расхреначили. Кузьма! – зову уже ординарца.

- Что, вашбродь?

- У тебя во фляжке есть водка?

- Никак нет…

- Кузьма, твою мать!

- Так точно, есть. Чуть-чуть для сугрева.

- Дай Бубнову хлебнуть.

В глазах солдата немой вопрос.

- Делай, что приказано!

После небольшой передышки артиллерия японцев начинает лупить правее, примерно туда, где к нам во фланг пытаются прорваться их же пехота. Даже отсюда слышим крики погибающих от дружественного огня самураев.

Бубнов же на какое-то время выбывает из строя, но главное он успел сделать.

Японцы откатываются назад, однако мы их не преследуем: приказано закрепиться и готовиться к обороне.

Появляется делегация от стрелков: от роты осталось меньше взвода, все офицеры выбиты.

- Вашбродь, - просит щербатый унтер, - возьмите нас, покуда начальство не определится, к себе. Мы ж видели, как вы воюете – зазря никого под пули и снаряды не ложите.

- Что с вами поделаешь… Ладно, будем воевать вместе.

Через пятнадцать минут прибегает посыльный: господ офицеров требуют на совещание.

Проводит его Али Кули Мирза. Вид у подполковника откровенно неважный, офицер бледный, говорит через силу, его качает как лист на ветру.

- Что с ним? – спрашиваю у одного из взводных нашего эскадрона – штабс-ротмистра Треятькова.

- Сердце больное, - поясняет тот. – Сегодня приступ был, едва откачали.

Персидского принца откровенно жалко: он и как человек хороший, и как командир выше всяких похвал. Но и не с его здоровьем, конечно, воевать.

Комбриг уже в курсе о приступе у подполковника, поэтому Али Кули Мирзе приказано отбыть в тыл и лечь в госпиталь, на его должность временно назначается… командир 3-го эскадрона ротмистр Коломнин.

Плакали мои патроны к пулемётам, понимаю я.

Наше наступление, как и следовало ожидать, застопорилось. У начальства осталось в резерве всего два батальона, с таким войском успех не разовьёшь – только заткнёшь дырку на опасном участке.

- Но мы свою задачу выполнили, - невесело говорит подполковник.

- Говорят, у подполковника случился приступ, после того, как он получил разнос от начальства, - шепчет на ухо Третьяков.

- За что? Мы ведь прорвались к Вафангоу…

- Оказывается, нам предписано генералом Куропаткиным: не доводить дела до решительного столкновения и не допускать израсходования своего резерва в бою, пока не выяснится обстановка.

- И как тогда атаковать? – не понимаю генеральской логики я.

- Никто не знает, и наш командир полка тоже. Но приказы надо выполнять.

После офицерского совещания возвращаюсь на позиции и сразу провожу «летучку» среди своих.

- Диспозиция следующая: мы тут, похоже, надолго, поэтому необходимо приготовиться к обороне. Поэтому приказываю…

Про десантников принято шутить: три минуты - орёл, а остальное время ломовая лошадь.

Пехота же практически всегда вынуждена