Королевство Краеугольного Камня. Книга 2. Первеницы мая - Паскаль Кивижер

– Бедная мышка! – смеялся всякий раз захваченный зрелищем Брюно. – Бедная лягушка! Бедный уж!

Он находил, что она потрясающе летает и пике у нее невероятные. А первый изрыгнутый ею волосяной шарик почитал за талисман. И чувствовал, что в ее птичьем представлении они с Лисандром составляли единый организм, наделенный и ногами, и крыльями, и ртом, и клювом, и – единой волей. Как этот малек сумел покорить сокола? Загадка, да и только.

На привале Лисандр подошел к Брюно и стал упрашивать, чтоб он научил его слушать животных. Брюно отнесся к идее с сомнением и ради шутки предложил начать с берета Бенуа. Его искусство не передать. С ним рождаются. Но ровно в ту же секунду Сумерка слетела мальчику на запястье. Лисандр даже перестал надевать перчатку: так загрубела у него на запястье кожа. Это склонило для Брюно чашу весов. Очевидно, у малька есть дар. И не только дар, но и нужные повадки: чтобы слышать мысли зверей, нужно уметь молчать; а чтобы уметь молчать, нужно иметь привычку к одиночеству. И если большинство людей всю жизнь ищет общества себе подобных, чтобы говорить о себе, Лисандр выбирает в друзья пернатых и хвостатых. Им он улыбается, любит их, и только с ними он спокоен. Неплохо для начала.

– Ну ладно, хорошо. Сегодня вечером в конюшне при усадьбе будет твой первый и последний урок. А потом я двину к себе на Плоскогорье.

Они скакали так быстро, что к усадьбе Ис подъехали еще засветло. Теоретически эти владения принадлежали королю и он мог заявиться туда в любую минуту, но в действительности вежливее было бы предупредить заранее. Но к черту вежливость, по такому-то случаю. Тибо заранее предвкушал, как застанет Доре врасплох.

Их встретил Зигмунд, слуга на все руки (помощник по хозяйству, дворецкий, садовник, дровосек). Его красивое, достойное резца скульптора лицо выглядело усталым. В руках у него была гора белья для стирки. Он проводил их дожидаться в гостиную, поскольку госпожа Доре уехала в город за покупками, а господин Доре отправился в лес. Что до их дочери Виктории, то она почти никогда не покидала свои покои, расположенные в самой старинной (и самой благородной) части усадьбы.

Наконец после долгого ожидания в дверях появился господин Доре, а точнее, сперва его выдающийся подбородок. Он силился изобразить радость.

– Ах, ваше величество! Вы. Здесь. Сейчас.

Тибо окинул взглядом грязные сапоги, фетровую шляпу – охотничий наряд, совсем неуместный весной. Это рождало подозрения.

– Да, это действительно я. Нужно уладить кое-какие дела в округе. Но, может, мы вам помешали?

– Ах, сир, ох, ваше величество. Нет, конечно же. Вот только у меня такой выдался день! Только подумайте: на мою лучшую борзую напал дикий зверь, сир, и это в моей собственной роще, представляете?

– Вы, наверное, хотели сказать: в моей собственной роще?

– Ах! Да. Именно так, сир. В вашей собственной роще на мою борзую напали, сир, ваше величество. Она, конечно, отбилась, но все равно, сир. Это для нее такое потрясение, ваше величество. Чтобы такой зверь – во Френеле еще ладно, на Плоскогорье – само собой. Но здесь, в Центре, – вы можете, ваше величество, представить себе такое, сир?

– Вы видели зверя?

– Н-нет, сир. Только слышал, ваше величество. Может, даже медведь.

– Медведи в Центральной провинции – маловероятно. Могу я спросить, что ваша борзая делала в роще?

– Конечно, ваше величество, спрашивайте, спрашивайте, – ответил господин Доре, чтобы выиграть время.

Он уже пожалел, что пожаловался королю, потому что привлек внимание к своей браконьерской охоте.

– Ладно: что ваша борзая делала в роще?

– Гуляла, ваше величество.

– А вы сами, господин Доре?

– Гулял, ваше величество.

– А ваш охотничий костюм?

Господин Доре оглядел свою одежду.

– Ах да, ваше величество. Тоже, знаете, проветривался.

– Охотничий сезон еще не открыт, господин Доре. Весной у зверей рождаются малыши, вы, может быть, слышали? Если я узнаю, что вы ранили хоть одного, я натравлю на вас всех диких зверей, каких найду в округе.

Господин Доре спрятал подбородок в ворот куртки.

– Однако, если вы предложите нам что-нибудь выпить, мы, напротив, не откажемся, – закончил Тибо. – Мы всего за пару часов доскакали от дворца.

– Пить, сир. Конечно, ваше величество. Два часа, браво.

Господин Доре только сейчас заметил за спиной короля целую компанию.

– Ох, сир, однако… Голубь еще пускай, но только не хищная птица. Нет и нет. Сокол, сир, никак.

– Сокол останется, или я выпущу его в курятник.

– Гм-м-м. Сир. Да, ваше величество. Выпить, вы сказали? Проходите в сад, ваше величество. Я пришлю к вам Сигмунда.

Тибо с остальными прошли в роскошный сад, способный соперничать с тем, что при дворце, и расселись за столом под навесом. Они видели оттуда, как Сигмунд собирает букет трав для чая. Направляясь от перечной мяты к шалфею, он зачем-то сделал крюк: подошел к колодцу, отошел, потом заглянул в него, смяв свой букет. Заинтригованный Тибо приблизился к нему.

– В колодце что-то любопытное?

Сигмунд вздрогнул.

– Там… там… там… сир.

– Что – там?

– Призрак, сир, – прошептал Сигмунд, вцепившись в веточку мяты.

Овида сдуло в ту же секунду, но Лисандр с Бенуа уже бежали, намереваясь призвать слугу к порядку.

– Сир… – замялся Сигмунд, – вы не хуже меня знаете, кто погиб в этом колодце.

Тибо, застигнутый врасплох, вопросительно глянул на Бенуа, который, стыдясь своего невежества, пожимал плечами.

– Ваш предок, сир… – прибавил слуга.

– Мой пре… Ах да! Флориан! Что ж, выходит, мой пращур все еще там? – рассмеялся Тибо.

Но тут же замолчал, увидев, как облокотившийся на край Лисандр вдруг распрямился, белее Сигмунда.

– Он прав, сир… Я что-то слышал.

Тибо с крайним недоверием сунул голову внутрь, но ничего не услыхал. Тогда он бросил камешек, и снизу донеслось многократно усиленное эхом «бульк». Тибо отодвинул рукой старое залатанное ведро, но увидел только смутные солнечные блики на черной глади воды глубоко внизу.

– Никого и ничего.

– И все-таки, сир… – возразил Лисандр.

– Он является все чаще, – подчеркнул Сигмунд, задумчиво качая головой. – Вашего предка тревожат наши беды, ваше велич…

Он осекся и загородился своим травяным букетом от приближавшейся госпожи Доре. Она успела вернуться из города и мчалась к ним по траве в любимых розовых туфлях. Она не переносила того, как колодец действовал на ее работника. Сигмунд терял из-за него время, а лишнего времени у него не было! Колодец – бесполезная развалина, за которой еще и ухаживать надо. Вода в нем грязная, и никто ее не пьет. Давно его уже пора засыпать, вот только Виктория считает, что он «придает усадьбе романтический вид». Что до Флориана, то беспокоить живых ему не было никакой причины. Всю жизнь он с удовольствием дырявил остров туннелями, так с чего бы жаловаться, что сам утонул в вырытой в земле дыре? К тому же привидений не бывает.