Княгиня Ольга. Пламенеющий миф - Елизавета Дворецкая

Однако, с жертвенником или без жертвенника, нахождение на Старокиевской горе сакральной зоны (могильник, возможно, со святилищем) вполне вероятно. А значит, лет через 10–12 после смерти мужа, когда сын вырос, княгиня Ольга переселилась не просто на пустое место, а в сакральную зону. Шаг странный и вызывающий – славянские святилища всегда находятся вне жилой зоны, и в них никто не живет. Он должен иметь объяснение. Уж не искала ли она защиты под сенью святилища? С одной стороны, странно было бы христианке спасаться в святилище. С другой – там ее не тронут, если она сама не будет обижать богов.

И на эту тему – о близости княгини к богам, – мы можем поговорить все еще в связи с первым древлянским посольством, похороненным в своих ладьях.

При всей фантастичности сюжета о «первой мести Ольги» сама идея того, что людей в лодке закапывают в землю, ничуть не фантастична. Так делали на протяжении тысячелетий у самых разных народов. Правда, принято было закапывать в лодке уже мертвых людей. Обряд погребения в лодке археологически фиксируется еще в V веке до нашей эры – за полторы тысячи лет до случая с древлянскими послами. С чем это связано, мы уже упоминали в теме «девушка на переправе»: переход в иной мир мыслился как переезд через водную преграду, для чего, разумеется, нужна лодка, и это представление можно отнести к общечеловеческим. Ближайший к Ольге пример мы тоже приводили: в Старовознесенском могильнике Пскова есть погребение мальчика, вместо гроба уложенного в лодку-долбленку, и этот мальчик был непосредственно ее современником. Одной из женщин в том же могильнике дали с собой два весла; возможно, они были включены в погребальное имущество просто наряду со всем прочим ее добром, а может быть, не без мысли о предстоящей ей переправе. Захоронение в кораблелодке было широко известно у скандинавов и имеет очень известные примеры (корабль из Осеберга). «Знатного руса» на Волге погребли в корабле (Х век); оставивший это описание арабский путешественник Ибн Фадлан пишет, что когда умирает бедный человек их среды русов, то для него делают маленький корабль и сжигают. Известны погребения такого типа в землях балтийских славян. Есть интересные данные о погребениях в лодке на территории Украины; лодкой был накрыт похороненный князь Глеб Владимирович (начало XI века). Также есть данные, что ладьевидные крышки гроба бытовали на Украине до позднего средневековья. Собственно у восточных славян погребение в лодке массового, широкого распространения не имело, но идея лодки как средства переправы на тот свет им, несомненно, была знакома хорошо.

И вот ПВЛ пишет:

«На следующее утро, сидя в тереме, послала Ольга за гостями, и пришли к ним и сказали: «Зовет вас Ольга для чести великой». Они же ответили: «Не едем ни на конях, ни на возах, ни пешком не идем, но понесите нас в ладье». И ответили киевляне: «Нам неволя; князь наш убит, а княгиня наша хочет за вашего князя», – и понесли их в ладье. Они же сидели, избоченившись и в великих нагрудных бляхах. И принесли их на двор к Ольге и как несли, так и сбросили их вместе с ладьей в яму».

Отметим здесь один тонкий момент. Когда древлян несут, в оригинале написано: «Они же сѣдяху в перегбех въ великихъ сустогахъ гордящееся». Эти загадочные «в перегбех в сустогах» вызвали у историков много разных предположений. Все наши историки – Татищев, Карамзин, Соловьев – это место опустили и написали что-то вроде «древляне сидя важничали» или «гордящиеся сидели». Карамзин считал, что «перегибы» – это такие лодки, а «сустоги» означают кривляние. По мнению Соловьев, оба слова означают род одежды от понятий «перегибать» и «стягивать», и в целом он ближе к правде. В примечаниях[56] написано, что значение термина «сустога» неясно, и переведено как «в великих нагрудных бляхах». Однако никаких нагрудных блях в древнерусском костюме не было. Б. А. Рыбаков, помнится, предполагал, что «сустоги» – это застежки, и очень похоже на правду: во внутренней форме этого слова отчетливо видно «со-стегивать». Застежки (известные под кабинетным термином «фибулы») в раннесредневековом костюме распространены были очень широко.

Но это всего лишь матчасть. Мы же имеем дело с художественным произведением, а значит, всякая деталь в нем несла художественную нагрузку. Какую же? Зачем предание сохранило эти «великие сустоги»?

В собственно славянском костюме этого времени, в частности, древлянском, фибулы ничего интересного собой не представляли. Самый простой недорогой тип – так называемый подковообразный: разомкнутое металлическое кольцо (медное) с закрученными вверх концами и поперечной иглой. Совсем другое дело – скандинавский костюм. В нем имелись (в том числе и найдены на Руси) в большом количестве роскошные типы фибул: бронзовые, серебряные, с чеканкой, позолоченные, с литыми узорами, с искусно сделанными драконьими головками на концах. Можно предположить, что древляне, убив Игоря и его малую дружину, забрали у них эти застежки и скололи ими собственные плащи: в слове «перег(и)бех» – «перегиб» прослеживается намек на плечевую одежду, наброшенную путем перегибания, что подходит к «сустогам» – самые большие фибулы именно плащевые. Те действительно бросались бы в глаза. Очень логично для образа «глупых гордецов». Приехать в дом убитого, неся на себе яркое свидетельство своего преступления, было бы цинично для пришедших в большой силе, но крайне безрассудно для явившихся вдвадцатером.

Возможно, сам способ носить плащ «вперегиб» считался варяжским, дружинным: по данным погребений, у скандинавов была в том числе манера скалывать края плаща на боку под рукой, для чего его надо было перебросить через плечо. (Манера таким образом складывать и скалывать плащ хорошо опробована и широко применяется в исторической реконструкции.) Этим упоминанием сказитель хотел создать яркую сцену, где гордые собой убийцы, нарядившись на манер своих жертв в снятые с них вещи, едут к могиле… Сильный образ был, для тех, кто понимал его тысячу лет назад!

Знакомство с идеей лодки как средство переезда в мир мертвых обеспечивало этому эпизоду высокий художественный эффект в глазах слушателя (вполне очевидно, что слушатели у этой истории появились гораздо раньше, чем читатели). Ольга знает, что послы в лодке едут на смерть; киевляне тоже знают, что служат сейчас перевозчиками на тот свет, Харонами. Но почему-то этого не знают глупые древляне, хотя они выросли ровно в тех же языческих представлениях и связь лодки, в которой несут по суше, со смертью, должны были знать не хуже других. И эта их нереальная глупость обеспечивала истории такой сказочный, иронический эффект, «могильный юмор» раннего средневековья. Сокрушительный контраст: с высоты – в глубокую яму; от чаемой чести великой – к унижению и мучительной смерти.

В последнее время стал известен своеобразный аналог этой истории. В 2008–2010 гг. на эстонском острове Сааремаа были найдены два корабля, наполненные человеческими останками, костями животных, обломками оружия и бытовыми предметами. В ладье поменьше было семь скелетов, в большом корабле – тридцать три. Скандинавское (скорее всего шведское) происхождение «мореходов» несомненно, но относятся находки ко второй половине VII века – это следы некоего похода очень ранних викингов, за сто лет до того как «эпоха викингов» как исторический период началась официально. Погребение погибших было произведено после битвы, причем хоронили их свои – надо думать, что пришельцы в этой битве одержали победу, хоть и заплатили за нее жизнями сорока товарищей. Это единственное, насколько я знаю, известное массовое захоронение в кораблях, но нельзя исключить, что после битв, когда похоронить надо было сразу много павших, так делали и в других случаях. И если одинокий «знатный рус», уложенный в ладью с женщиной и спутниками-животными, производил немалое впечатление на присутствующих, то несколько десятков человек, совместно отплывающих на тот свет, должны были производить поразительный эффект.