Девушка с голодными глазами - Маша Царева

– Как же что? – нервно переспросил он. – Насколько я знаю, тебя здесь ничего не держит. Ты как была разгильдяйкой, так ей и осталась. Работы у тебя нет, квартиру ты можешь сдать…

– Нет, со мною проблем нет, а вот ты… Как же Жанна? – выпалила я.

– Кто-о? – протянул Громович.

– Ну, Жанна. Твоя девушка.

Наступила его очередь изумляться:

– Откуда ты знаешь о Жанне?

– Не забывай, что я журналист… Ну и вообще, у нас с тобой полно общих знакомых. Я давно знаю. У Нинон есть подруга, которая с ней в одном модельном агентстве.

– Ясно, – Громович отвернулся, – не думал, что ты интересуешься моей жизнью… Могла бы и у меня спросить.

– Мы же договаривались, что новые любовники – тема нон грата… Так что насчет Жанны?

– Мы расстались, – еле слышно ответил Громович, – ничего не получилось… Да я сразу не думал, что у нас получится… В одну реку нельзя войти дважды… Но она была рядом, и так влюблена, и… В общем, я не устоял. И потом очень в этом раскаивался. Получилось, что я ее обманул, да еще и два раза.

– Ты просто роковой мужчина, как я погляжу, – я усмехнулась.

– Для всех, кроме тебя! – с некоторой обидой воскликнул Гениальный Громович, – ты одна никогда не считала меня… мужественным.

– Эдичка, что за фарс? – я была так удивлена, что впервые за много лет назвала его по имени. – Что здесь происходит? У меня создается впечатление, что я попала в реалити-шоу «Подстава», и все окружающие – просто приглашенные актеры, чья задача меня запутать.

– Вера, мне бы не хотелось, чтобы ты отвечала прямо сейчас. Даже если ты уверена… Все равно подумай, хотя бы пару дней. Давай договоримся так: я приду во вторник, принесу тебе фруктов, новых книг. Тогда ты и скажешь, ладно?

Я обескураженно кивнула.

– И еще я хочу, чтобы ты знала… Я ни к чему тебя не принуждаю. Если у нас не получится, ты в любой момент сможешь вернуться в Москву, я тебе помогу. Я не буду форсировать события, тебя торопить…

– Перестань, перестань! – поморщилась я. – Хватит! Опомнись, я и так нахожусь в психушке. Неужели ты хочешь, чтобы я и в самом деле сошла с ума?!

Курить разрешали не всем. Самым ослабленным делали какие-то инъекции, чтобы нейтрализовать желание наполнить легкие едким никотиновым дымком. Мне позволили выкуривать не больше трех сигарет в день. Мало, но все же лучше, чем ничего. В палатах стояли противопожарные сигнализации. Мне приходилось выходить на лестничную клетку, поднимать тяжелую раму окна и стоять, высунувшись почти по пояс, торопливо затягиваясь и стряхивая пепел вниз, на усыпанный подгнивающими листьями асфальт.

– И смотри, не выпендривайся перед своей соседкой, – строго предупредила одна из медсестер. – Два месяца назад у Алины была истерика по поводу сигарет. Ее пришлось удалить на неделю в изолятор… А местный изолятор – это уже почти психушка.

Курить я ходила по ночам. Мне вообще плохо спалось в больнице. Сон Алины был беспокойным, громким – она ворочалась, резко подтягивала костлявые колени к впалой груди, стонала, скрежетала зубами, кого-то звала.

Однажды я брела в курилку за полночь, и вдруг меня позвали из приоткрытой двери двенадцатой палаты, в которой ранее мне бывать не доводилось – и вообще я почему-то думала, что она пустует. В первый момент я даже испугалась. Иду, никого не трогаю, и вдруг этот голос, низкий, слабый, словно доносящийся из-под земли:

– Девушка… Вас, кажется, Верой зовут! Пожалуйста, помогите!

Голос был таким слабым, что я не сразу смогла определить источник звука. Замерла, повертела головой, прислушиваясь, и вдруг увидела его.

Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и был похож на узника концентрационного лагеря. Высокий, бледный, как сама смерть, с выпирающими костями и землистой кожей, туго обтягивающей череп. Казалось, в его организме вообще не было ни мясной прослойки, ни бодро журчащих ветвистых кровяных рек, и прямо под болезненной тонкой кожей находился похрустывающий несмазанными сцеплениями скелет.

– Да, я Вера, – удивилась я, – а вы откуда меня знаете?

– Я здесь всех знаю, хоть и не общаюсь ни с кем, – он улыбнулся, но менее устрашающим от этого не стал, – меня зовут Павел. Думаю, местные сплетницы вам обо мне успели рассказать. Все-таки я тут единственный мужчина.

– Постойте, так вы… Модель-анорексик? – выдохнула я. – Моя соседка Алина о вас упоминала.

Меньше всего эта ходячая смерть напоминала модель. Насколько я понимаю, модели должны вызывать желание быть на них похожими, приобщиться к их отфотошопленной идеальности хотя бы посредством приобретения ерунды, которую они рекламируют. Человек, окликнувший меня, скорее вызывал желание брезгливо зажмуриться, сбежать на всех парах, а оказавшись в уединенном месте, как следует проблеваться.

– Ну да, – он польщенно кивнул. – Так вы мне не поможете?

– Ну ладно, – пожав плечами, я двинулась в его палату.

Видимо, находился он тут давно. Постепенно палата из казенного помещения превращалась в обжитое уютное гнездышко. Стол был застелен клетчатой скатеркой, на нем стояла ваза с фруктами – судя по их безупречности, восковыми. На полу валялась груда шмотья. На подоконнике цвела герань. По стенам были развешены постеры – на всех изображен один и тот же юноша, чем-то напоминающий молодого Ди Каприо. Я с удивлением поняла, что это и есть хозяин палаты – в доанорексический период.

– Павел, я вижу, вы пользовались успехом! Это ведь вы?

Он застенчиво зарделся. Я никогда не умела общаться с мужчинами, помешанными на самолюбовании. Ведут себя, как прыщавые гимназистки, честное слово.

– Да, это я. Я должен был стать лицом одного известного бренда… Это вот пробные фотографии.

– Даже странно, что они велели вам похудеть, – совершенно искренне сказала я, – по мне, выглядели вы тогда идеально.

– Да что вы! – ужаснулся Павел. – Посмотрите, какие складки на боках! А задница… Ничего, что в первые пять минут знакомства мы говорим о моей заднице? Ой, да ладно, вы все равно не в моем вкусе, слишком худая… Так о чем я говорил? Ну да – и обратите внимание на лицо! Брылья висят, как у коккер-спаниэля. Видите? Видите?

Мне пришлось соврать, что вижу. На всякий случай я решила держаться поближе к двери. У парня-то явно не все дома.

– Я мог бы стать звездой, – он вздохнул и вдруг разом сдулся, как проколотый воздушный шарик. Сел на краешек стула, печально сгорбился, свесил вниз плети длинных рук, – а сейчас мое место занимает кто-то другой. И все из-за моей девчонки, которая вызвала психиатров.

– Вас привезли сюда насильно?

– А вы думаете, я добровольно тут уже второй год отсиживаюсь?! – взвизгнул он. – Вместо того, чтобы позировать лучшим фотографам мира, участвовать в миланских и нью-йоркских показах и грести деньги лопатой?