Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911-1920 - Владимир Литтауэр

В тот же период мой эскадрон отправили на поезде для выполнения очередной беспрецедентной полицейской операции; в памяти сохранилась только заключительная часть этой операции. На станции, когда мои солдаты загружались в поезд ко мне подошел управляющий поместьем, в котором мы были расквартированы, и потребовал деньги за сено и овес, съеденные лошадьми. Утром перед отъездом я вручил ему официальную квитанцию с указанием количества использованного сена и овса и объяснил, что у меня нет наличных денег. Однако он пришел на станцию и теперь настаивал, чтобы я немедленно рассчитался с ним. Разгорелся спор. Вдруг он достал револьвер и направил его на меня. Я ударил его кулаком в лицо. Уронив шляпу и револьвер, он бросился бежать. Наблюдавший за нами проводник поднял шляпу, внимательно осмотрел ее и попросил у меня разрешения забрать шляпу. Он взял шляпу, я револьвер, который, как оказалось, был не заряжен.

Дезертирство с фронта, начавшееся сразу после революции, за весну и лето приняло колоссальные размеры. В июле эскадроны Сумского полка разослали по четырем железнодорожным станциям. Мой эскадрон был направлен в Дно, важный железнодорожный узел; расквартировали нас в ближайшем от станции поместье. Мы патрулировали станцию и проверяли документы у солдат, отлавливая дезертиров-одиночек. В тех случаях, когда мне сообщали, что группа вооруженных пехотинцев села в пассажирский поезд, который прибудет на нашу станцию в такой-то день в такое-то время, вместе с сотней своих солдат я отправлялся на станцию. Мы разработали собственную технологию для случаев массового дезертирства. С противоположной стороны платформы, к которой прибывал поезд с дезертирами, ставили пустые вагоны для перевозки скота. По обе стороны платформы вставали несколько гусаров с винтовками на изготовку. Пока поезд медленно тянулся вдоль платформы, мои солдаты громко выкрикивали:

– Не высовываться из вагонов! – время от времени стреляя в воздух.

Поезд останавливался. Я или один из моих офицеров в сопровождении нескольких солдат входил в первый вагон и кричал:

– Выходите, сукины дети, иначе будем стрелять! Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками!

Солдаты по одному выпрыгивали из вагона и оказывались в коридоре, образованном двумя шеренгами моих солдат. Пройдя по коридору, они прямиком попадали в пустые вагоны, стоявшие по другую сторону платформы. Затем вагон закрывали. Разобравшись с первым вагоном, мои солдаты образовывали живой коридор у следующего вагона, и процедура повторялась. Как правило, мы затрачивали на операцию порядка двадцати минут, а затем вагоны с дезертирами отправляли обратно на фронт. Во время проведения операции человек шесть моих солдат ходили по вагонам и собирали брошенное оружие.

Однажды произошел весьма необычный случай. По телефону из Санкт-Петербурга мне сообщили, что, по информации тайной полиции, на фронт едет большевистский агитатор. Поезд, на котором он едет, прибудет в Дно в районе полуночи. У полиции не было никаких данных на этого человека, кроме того, что он носит офицерскую форму. Мне приказали найти его и арестовать. В ту ночь я взял с собой такое количество людей, чтобы суметь одновременно обыскать все вагоны. Мне достался спальный вагон. В купе ехало по шесть – восемь человек. Я проверял документы только у людей в форме. В одном купе все с готовностью протянули документы, кроме одного офицера. Он никак не мог найти документы; вывернул карманы, обшарил свои вещи, но документов так и не нашел. На его шинели не было знаков отличия полка, но в то время это было в порядке вещей. Он блестяще держался и, пока искал документы, несколько раз извинился за причиненные мне неудобства. Я был уверен, что он просто потерял документы.

– Не трудитесь искать документы, – наконец сказал я, – просто сообщите мне, из какого вы полка.

Своим ответом он сбил меня с ног:

– Я сумской гусар.

– Что ж, – сказал я, – в таком случае прошу следовать за мной.

Позже я узнал, что это был именно тот человек, которого разыскивала полиция. Судьба явно отвернулась от него, когда он решил назвать Сумской полк. Из сотен русских полков он умудрился выбрать мой полк. Возможно, у москвичей, а он жил в Москве, чаще всего на слуху был наш полк.

В сентябре наш полк провел несколько ночей в псковских лесах. В лесах водилось много волков. Во время войны, когда все мужчины ушли на фронт и в течение трех лет никто не охотился на волков, их расплодилось немерено. Полк расквартировался в четырех деревнях, которые находились на приличном расстоянии друг от друга. Крестьяне принимали различные меры, чтобы защитить себя и лошадей от волков. В телегах всегда лежали длинные веревки с привязанными на концах плотно скрученными пучками соломы. Завидев волков, крестьяне поджигали солому и выбрасывали конец веревки с горящей соломой из телеги. Тянущийся за телегой горящий след отпугивал волков. Когда солома сгорала, поджигался следующий пучок. Мы, естественно, ничего не знали об этом, и неприятности начались у нас сразу же по приезде. Двое невооруженных гусаров верхом отправились в другую деревню. На них напали волки. Гусарам удалось заскочить в небольшое озеро у обочины. Они оставались в воде под присмотром волков до тех пор, пока кто-то не пришел им на помощь.

Мой эскадрон расположился в деревне примерно в пятьдесят дворов. В каждом дворе было, как минимум, по одной собаке. Это были огромные дворняги, и, подозреваю, с примесью волчьей крови. В одну ясную лунную ночь к деревне подошла стая волков, и, усевшись на пригорке, волки завыли на луну. Все происходило по классической схеме. Заинтригованный, я вышел на улицу и увидел несколько деревенских собак. Постояв в раздумье, они побежали к сидящим на пригорке волкам. Из дворов стали выбегать собаки. Уже около пятидесяти собак бежали к пригорку. Скоро послышался шум борьбы. На следующее утро я пошел на поле битвы. На земле лежали одна или две растерзанные собаки и пара волков. По всей видимости, я стал свидетелем одного из сражений столетней войны.

Все больше и больше солдат переходило на сторону большевиков. Солдаты отказывались принимать участие в войне. Наш пехотный полк объявил забастовку, когда пришел приказ перейти в наступление. Ходили разговоры, что, когда в одном пехотном полку солдаты отказались идти в наступление, офицеры полка сами пошли в атаку и на следующий день немцы похоронили их с воинскими почестями на нейтральной полосе. С разных сторон доносились слухи об убитых своими же солдатами офицерах. Дезертирство в армии приняло огромные размеры, и соответственно резко возросло количество вооруженных солдат в тылу, готовых поддержать большевиков. Когда началась вторая (большевистская) революция, армия фактически отказала в помощи Временному правительству.

Большевистская революция ускорила распад нашего полка. В эти мрачные дни произошло несколько неприятных случаев. Польша провозгласила независимость, и, в соответствии с соглашением между польским и новым русским правительствами, все поляки, служившие в русской армии, должны были вернуться в Польшу со своим оружием. Поляки, служившие в нашем полку, не проявляли особого интереса к русской революции. Пришел день, когда они сели верхом и отправились на родину. Среди них был мой денщик Куровский. Накануне отъезда поляки пришли ко мне и долго убеждали поехать с ними.