Темные предки светлой детки - Дарья Донцова

Я взяла «конверт», принесла Лене, та пришла в восторг, сказала:

– Мамусик, я использую твое творение, теперь можно купить большую коляску.

Я решила отдать «конверт» в чистку, приемщица стала осматривать его и вытащила из кармана открытку, отдала ее мне. Я посмотрела на карточку. В голове вспыхнуло воспоминание.

Вот ко мне приходит Аделаида, я ее прогоняю. А она мне дает почтовую открытку. Как она попала в конверт, приготовленный для еще нерожденной Лены? Я заканчивала шить его, когда позвонили в дверь, вышла в прихожую с конвертом, положила его на комод, к тому времени я зашила низ шубы, а карманы не заделывала. Зачем? Наверное, после беседы с Аделаидой я сунула открытку в один из них. Честно говоря, совсем этого не помню. А вот беседа с Иосифом, мужиком, который явился ко мне и рассказал, что Аделаида покончила с собой, мигом ожила в памяти. Я ему тогда сказала:

– Никогда не имела дела с Германом, решила, что баба сумасшедшая.

Он ответил:

– Ты выгнала ее, вела беседу так, что она была уверена: в письме правда. Надо было успокоить Аду, расспросить, почему она приехала, проявить внимание. Тогда Ада могла бы остаться в живых. Муж постоянно изменял ей, но не с тобой. Но о походах налево жена не знала. В смерти Ады, сиротстве ее дочери много твоей вины.

И он ушел. А я вскоре забыла про его визит, про Аду, открытку, меня полностью захватила любовь к дочке, я думала только о ней. И вот! Вдруг все ожило! Лицо Ады! Имена! Голос Иосифа! Квартира Сталины! Я, голодная, на лестнице сижу… Все в голове вертелось. Я взяла открытку, спрятала ее в потайном отделении шкатулки и поняла, что мне надо рассказать дочке правду. А еще я напишу историю своей жизни, спрячу ее во второй тайник. Не знаю, смогу ли я сообщить дочке о том, как прогнала Аделаиду? Если нет, то она непременно станет разбирать после моей смерти вещи, найдет записи, прочитает их. А если не найдет, значит, и не надо.

Петр Робертович незадолго до кончины передал свое дело сыну. Некоторое время я работала с Мишей, потом, когда здоровье пошатнулось, эстафетную палочку подхватила Леночка, которой я открыла всю правду. Но не смогла сообщить ей о смерти Аделаиды. Почему? Не знаю. Никогда не переживала о гибели инвалидов. По какой причине Ада меня так перевернула? Нет ответа.

Аня осеклась, помолчала и повторила фразу:

– …потом, когда здоровье совсем пошатнулось, эстафетную палочку подхватила Леночка, которой я открыла всю правду… Квартира Сталины до сих пор оформлена на Маратову. Там все нетронуто. Даже вещи, которые я бросила. Раз в два месяца я приезжала в апартаменты, убирала их. И конечно, всегда аккуратно оплачивала счета.

Я понимаю, что смерть уже где-то рядом. Вчера беседовала с нашим юристом и Леночкой. Законник пообещал, что он провернет «продажу» апартаментов моей внучке Ане. Она хорошая девочка, я не хочу, чтобы Анечка знала о темных предках светлой детки, моей Леночки, любимой доченьки, моего счастья. Аня не должна даже слышать про Аристова. Денег накоплено много, внучке хватит. Думаю, Лена после смерти Михаила Петровича отойдет от дел, но пока он жив, они будут работать вместе. Мои доченька и внучка обеспечены, у них прекрасные квартиры, загородный дом и большой запас валюты. Остались и драгоценности Сталины, я не все продала. Им хватит.

Я знала, что подопечных из интерната в Юрасове убивают. Но это не мешало мне жить счастливо, я быстро забывала их имена, фамилии. Почему же Аделаида постоянно приходит ко мне? Стоит на пороге, плачет. Отчего я не могу закопать это воспоминание? Я так и не рассказала Лене про Аду. Но записала эту историю в свою биографию. А дальше, как бог рассудит: или Леночка найдет тетрадь, или нет. Жалею ли я о чем-либо? Не стоило втягивать в это дочь. Но Михаил пригрозил, что он ей все расскажет. Я решила: лучше сама ей объясню. Жалею ли я, что моя жизнь так сложилась? Глупый вопрос. Второй жизни мне не подарят, а эта прошла так, как прошла. Боюсь ли я смерти? Конечно. Но я не опасаюсь исчезнуть навсегда, мне страшно другое: вдруг Бог существует и я увижу Аделаиду? Что я ей скажу?

Аня замолчала, потом сказала:

– Дальше чистые страницы.

Девушка растерянно посмотрела на нас.

– Мама? Она все знает? Про то, кем на самом деле была Ксения Федоровна? И мама… она… О боже!

Аня схватилась руками за щеки.

– Я понятия ни о чем не имела! Никогда не задумывалась, почему мы так хорошо живем. Детская глупость! На какие деньги мама мне квартиру купить собралась? Я не заморачивалась по этому поводу! Просто обрадовалась и… – Аня зажала рот рукой.

– Вам плохо? – насторожилась я. – Тошнит? Отвести вас в туалет?

– Нет, – пробормотала Волкова, – мамуля собралась мне подарить апартаменты на Ломоносовском, сказала: «Сюрприз на день рождения, поехали». Привезла меня по адресу, пояснила: «Тут давно никто не живет, выкинем старую мебель, сделаем ремонт, если тебе здесь нравится, я оформлю сделку». Я обрадовалась. Мама сказала, что вот-вот начнет процесс покупки. Господи! Мне надо все обдумать. Мамуля знала про бабушку, а мне не сообщила.

Аня всхлипнула, собрала части шкатулки, тетрадь, потом спросила:

– Пакетик не найдется?

Я сбегала к шкафчику, вытащила из ящика бумажную сумку и протянула девушке. Та положила туда вещи и убежала, забыв попрощаться.

– Судя по роскошному подарку, который Елена Волкова, в младенчестве Танечка, собралась сделать дочке, она свято выполняет указания матери. Аня повзрослела, хоромы Сталины перепишут на нее, – заметил Сеня, – интернат в Юрасове не функционирует. Но сколько на территории России таких заведений? Где сейчас свил гнездо Михаил Петрович со своей гоп-компанией? Возможно, далеко от Подмосковья. И я предполагаю, что Елена, которая вручила мусорщику куст ежевики, – мать Анны.

– Глупо называться настоящим именем, если ты организатор убийства, – возразил Кузя.

– Она же не представилась: Елена Петровна Волкова, прописана по такому-то адресу… – возразил Собачкин, – просто Лена. Сколько их таких вокруг? Просто Елен?

– И что? Мы сейчас займемся другой работой? – возмутилась я. – Оставим все как есть?

– Михаил Петрович не вызывает у меня сочувствия, – сказал Сеня, – но он прав. Никто дела возбуждать не станет. У нас на Аристова ничего нет. Тетрадь? Это не улика. Записи нотариусом не заверены…

Дегтярев встал.

– Ты, конечно, все верно говоришь. Но я могу кое-кому позвонить! Попросить кое-кого выслушать меня. И этот кое-кто определенно придумает, как Михаилу Петровичу и Ко хвосты прищемить! Пошли в большой дом, я устал.

Мы вышли из офиса, сделали несколько шагов, и Кузя остановился.

– Смотрите!

Сеня завертел головой.

– Куда глядеть?

Кузя подошел к калитке, через которую можно попасть на одну из улиц поселка, и показал рукой: