Вторая жена - Анджела Арни

В тот вечер супруги подводили итоги своей деятельности за два месяца, и расчеты подтвердили, что им не прокормить даже тех детей, которые уже есть.

Тони сидел за компьютером, пытаясь, как он выражался, доказать, что дважды два равно пяти.

Фелисити, товарищески опершись на его плечо, рассматривала сложную таблицу, светившуюся на экране. Она вела расчеты на листках бумаги, в то время как Тони предпочитал щелкать мышью, вызывать файлы, копировать и перекидывать их. Результаты у обоих получались примерно одинаковые. Она ошеломленно смотрела на экран.

— Боже мой! Не так плохо, правда?

— Плохо, — ответил Тони. — В августе все вздорожало. Нужно внести плату за обучение и проценты по закладной. А ты говоришь, что детям нужна новая одежда для школы. Как так? Они все похудели. Я сам вижу.

Потеря веса стала побочным результатом переезда детей в Черри-Триз. Фелисити кормила детей регулярно и только здоровой пищей. Первые полтора килограмма были самыми трудными. Фелисити перестала покупать хворост и бисквиты, запирала кладовку и бдительно следила за тем, как они соблюдают диету с низким содержанием жиров и большой затратой энергии. Но после исчезновения первых четырех фунтов подгонять детей уже не требовалось. Все стали заботиться о своих фигурах и следить друг за другом. Фелисити поощряла их, в глубине души надеясь на эффект коллектива, о котором прочла в выписывающемся Тони журнале «Психология семейной терапии».

— Брехня, — сказал Тони и отшвырнул журнал.

Но Фелисити пыталась следовать совету, хотя и не буквально. Впрочем, в слежении друг за другом были свои недостатки. Утром она чуть не задушила Питера от радости, когда тот сказал:

— Эй, Фелисити, не туговата ли тебе юбка? — Потом он собрал в кучку хлопья, которые Фелисити приготовила себе на завтрак, взвесил их и провозгласил: — Так и есть! Тридцать граммов лишних!

Тони рассмеялся.

— Вот тебе! — сказал он, а потом прошептал: — Недостаток семейной терапии — эффект бумеранга.

Он был единственным членом семьи, не помешанным на калориях и считавшим свою фигуру идеальной. Несмотря на то что складка, выдававшаяся над ремнем, была не мышцей, как ему хотелось думать, а лишним жирком.

Но диета не имела никакого отношения к необходимости новой одежды. Фелисити взяла стул и села напротив Тони.

— Нужно добавить на одежду четыреста фунтов, — сказала она. — Дело не в размере. Просто ткань изнашивается.

— Моя одежда не изнашивается, — стоял на своем Тони. — Я ношу тот же пиджак со времен учебы в университете. — Сравнил себя и детей! — фыркнула Фелисити, борясь с желанием сказать, что его пиджак годится только для огородного пугала и занимает первое место в списке вещей, которые следует отнести на помойку, поскольку его не возьмет даже Армия Спасения.

Тони тяжело вздохнул и что-то набрал на клавиатуре. Изображение дрогнуло и восстановилось.

— Твоя взяла, — сказал он. — Как видно, я безнадежный оптимист. — Он хмуро обернулся к Фелисити. — Кажется, придется забрать мальчиков из школы святого Бонифация. Я думал об этом несколько недель. Другого способа свести концы с концами у нас нет.

Фелисити посмотрела на мрачное лицо мужа, и в ее душе вспыхнул гнев на несправедливость жизни. Он работает как вол, она тоже, так почему же им всегда не хватает денег? Неужели над ними тяготеет проклятие? Тот, кто думает, что можно прожить без денег, ошибается. Деньги могут возвысить или сломать человека, могут сделать его счастливым или несчастным. Если забрать мальчиков из школы, они расстроятся, разозлятся и все придется начинать сначала. Заново завоевывать их доверие. Фелисити не хотела терять то, чего удалось достичь с таким трудом.

— Придется воспользоваться моими деньгами. — Фелисити вспомнила, что обещала матери не делать этого. — У меня отложено несколько тысяч. Сейчас мы их возьмем, а на следующий год я получу прибавку, и мы справимся.

Но Тони расстроился еще сильнее.

— Ты не должна платить за моих детей. Кроме того, я думал, что ты не одобряешь их учебы в закрытой школе.

Фелисити на мгновение задумалась. Кому она хочет сделать приятное: Тони или детям? И тут она поняла, что это неразделимо. Речь шла об их счастье, о счастье всех, включая и ее саму.

— Сначала я этого не одобряла, — ответила она. — Но дети привыкли к школе. Им там хорошо. За последние недели мы многого достигли, и я не хочу, чтобы тележка с яблоками опрокинулась.

Тони почесал в затылке.

— А когда Саманта заберет их в следующем году, как собиралась, ей придется жить на те деньги, которые я ей уже выплатил.

— Ты хочешь, чтобы они вернулись к ней? — Фелисити была ошеломлена. Она уже начала привыкать к мысли, что дети навсегда останутся с ними, и теперь не могла разобраться в собственных чувствах. Хочет ли она, чтобы дети снова уехали отсюда?

— Нет, не хочу. Но ты должна признать, что это решило бы наши финансовые проблемы.

— Да, но…

— Я не хочу, чтобы ты продолжала работать как проклятая. Хочу, чтобы ты оставалась дома. Конечно, если ты согласна.

Фелисити засмеялась.

— Боже, что творится! — шутливо сказала она. — Наконец-то ты признал, что я работаю как проклятая. Еще немного, и ты скажешь, что чтение рукописей вполне достойное занятие!

Тони смущенно улыбнулся, встал и обнял ее.

— Когда ты вышла за меня, я был чудовищным эгоистом. Как ты сумела со мной поладить? Фелисити смотрела на лицо мужа, каждая черточка которого и без того врезалась ей в память. Как бы они ни ссорились, какие бы проблемы ни возникали перед ними, она всегда будет любить его. И никого другого.

— Потому что очень любила, — сказала она и поцеловала его. — Но никогда не забывала, что иногда ты действительно был эгоистом.

Тони задумчиво улыбнулся.

— Давай, — сказала Фелисити. — Добавь мои деньги и посчитай снова.

Когда на экране наконец появилась таблица, где расходы не превышали доходов, Тони вывел ее на печать и выключил компьютер.

— Самое обидное, — сказал он, глядя на колонки цифр, — что все думают, будто врачи и их семьи купаются в деньгах.

— Гм… — Фелисити надела очки и прищурившись посмотрела на листок. — При таких тратах нам обоим придется работать до тех пор, пока нас не начнет шатать от ветра.

— И, конечно, никаких детей, — сказал Тони. — Они слишком дороги. — И тут он снова встревожился. — Милая, я опять становлюсь эгоистом. Может быть, ты хочешь ребенка?

— У меня уже есть один. Аннабел, — ответила Фелисити. — Этого мне вполне достаточно. Видно, во мне нет материнской жилки.

— Ерунда, — возразил Тони. — В твоем мизинце больше материнских чувств, чем во всей Саманте. Дети сразу это поняли. Именно этим ты их и берешь. И меня тоже, — с улыбкой закончил он.