Четыре друга на фоне столетия - Вера Прохорова

Лишь после нескольких разговоров с Верой Ивановной мне захотелось побольше узнать о Фальке. И я был вознагражден.

Ибо картины этого художника — счастье. Которое навсегда.

А потом я понял, что, собственно, благодаря Вере Ивановне и ее рассказам моя жизнь стала богаче на имена, о которых я узнал то, о чем никогда не прочтешь в энциклопедии или заменившей все словари разом википедии в Интернете.

И Роберт Рафаилович Фальк — из их числа.

Он прожил 72 года, за время которых была устроена всего одна его персональная выставка.

На похоронах пела Нина Дорлиак, играл Рихтер.

А спустя почти полвека воспоминаниями о нем поделилась их общая близкая подруга…

Мы не говорили с ней о живописи, технике, нюансах.

А в итоге из рассказов Прохоровой родилась картина — минувшего.

* * *

Роберт Фальк был редким явлением.

Рихтер с ним очень дружил.

У меня на стене в маленькой комнате висит его картина. Когда я смотрю на этот красочный пейзаж, у меня каждый раз поднимается настроение…

Мы познакомились с Робертом Рафаиловичем, что называется, «по цепочке».

Летом моя мама решила вывезти нас на дачу. Нам порекомендовали людей, которые сдавали второй этаж дачного домика в Кратово.

Первый этаж уже был сдан. Там жило семейство Азарх-Грановских: Александра Вениаминовна, актриса, и ее сестра, Раиса Вениаминовна, художница. Их отец был врачом из Витебска. Кстати, он был очень близок с Марком Шагалом.

Александра Вениаминовна была актрисой Еврейского театра. Ее муж был одним из организаторов этого театра, вместе с Михоэлсом.

Я два раза видела самого Соломона Михоэлса. Его русский язык был безупречен, хотя очень часто, когда евреи говорят по-русски, у них бывает характерная интонация.

А о Михоэлсе сам Василий Качалов сказал: «Я хотел бы, чтобы у наших актеров была такая дикция и такой язык».

Но о встречах с великим актером я расскажу чуть позже.

Пока речь о наших соседях по даче.

У Александры Вениаминовны была довольно трагическая судьба. Она вышла замуж за актера Азарх-Грановского. Вместе с театром они поехали на гастроли в Германию, где выступили с огромным успехом.

Роберт Фальк работал у них художником. После грандиозного успеха театр пригласили в Америку, но правительство наше запретило поездку.

В итоге Азарх-Грановский не стал возвращаться в СССР и остался вместе с женой за границей. Жили они в Париже, где глава семьи стал работать режиссером.

И тут Александра Вениаминовна узнает, что у нее заболел отец. И она решила съездить в Москву, проведать его, а потом вернуться к мужу. Проводы ей устроили в хорошем ресторане. За соседним столиком сидел один индус, который пристально смотрел на Александру Beниаминовну. В конце концов ей это стало неприятно, и она попросила своего знакомого обратиться к индусу: «Даме неприятно, вы могли бы не смотреть на нее так пристально».

Но тот ответил, что его привлекает лицо дамы и, если она не против, он хотел бы взглянуть на ее руку и рассказать о том, как сложится ее судьба.

Тут уже, конечно, все провожающие воодушевились. И Александре Вениаминовне не оставалось ничего другого, как протянуть индусу свою ладонь.

— Вы работаете в искусстве, связанном, очевидно, с театром. Вы едете в путешествие, из которого не вернетесь обратно. Вас ждет катастрофа, после которой вы останетесь инвалидом на всю жизнь, — сказал индус.

— Какая катастрофа? — воскликнула Александра Вениаминовна, молодая и цветущая женщина.

— Не знаю, какая, — ответил предсказатель. — Но связанная с транспортом, может быть, с аэропланом.

Он также сказал, что все это случится через пять лет. «Ваше лицо притянуло меня, так как я увидел вашу судьбу», — заметил на прощание индус.

Александра Вениаминовна ему конечно же не поверила. Предстояли новогодние праздники, она собиралась в Москву. И очень быстро о словах незнакомца позабыла.

Но все случилось именно так, как он и предсказал.

Только это был трамвай, под колесо которого затянуло ногу несчастной женщины. В итоге ногу ампутировали выше колена. Да и обратно в Париж Александру Вениаминовну уже никто не выпустил.

В тот момент, а за окнами стояла уже зима 1935 года, когда ее затянуло под трамвай, она и вспомнила о той встрече в парижском ресторане.

В Москве Александра Вениаминовна работала режиссером в замечательной молодежной студии в Столешниковом переулке, которую потом зверски разогнали. Там ставили прекрасные пьесы на идише.

Кстати, и в Еврейском театре тоже играли на идише. Там я видела Михоэлса на сцене, он был потрясающим королем Лиром.

Мы с мамой ходили на этот спектакль и были потрясены. В конце Лир Михоэлса выходил на сцену с мертвой Корделией. И за кулисами раздавалась то ли песня, то ли стон. Весь зал затихал в ожидании. А Лир обращался с Корделией, как с живой, и пел ей песенку на идише. С этой песней он и умирал сам. Впечатление было грандиозное.

Другая наша встреча с Михоэлсом состоялась в Кратово, когда он приезжал на дачу к Азарх-Грановским. Глава семьи тогда был уже предан анафеме, конечно. Потому он и не думал возвращаться из Парижа. А Михоэлс продолжал дружить с его женой и ее сестрой.

Во время той встречи, помню, мы сидели в доме. Александра Вениаминовна расположилась на диванчике, у нее была искусственная нога, и ходить она могла только на костылях.

Разговор с Михоэлсом у них был профессиональный. Но я слушала с интересом. Знаменитый режиссер говорил о постановках, о короле Лире, который был его любимым героем.

Ту дачу мы сняли, как я уже говорила, случайно.

А с нашими соседями познакомились так. С моей двоюродной сестрой мы пошли в лес. И увидели, как навстречу нам идет мальчик лет шести-семи, с челкой черной, которая падала ему на лоб, и с корзиночкой в руках. Приблизившись к нам, он сказал:

— Простите, не случалось ли вам в этом лесу встречать кота по имени Васька?

Мы ошалели — ребенок изъясняется таким языком! Ответили, что кота не видели, и поинтересовались, почему мальчик один по лесу ходит.

— Да, я уверен, что моей матушке причиняю сейчас большое беспокойство. Она все время переживает, как бы я куда не ушел. Но я люблю быть в лесу наедине с собою.

Мы спросили, где он живет. И тут мальчик называет наш адрес. При этом он посмотрел в наши корзинки:

— Да, в грибах я тоже разбираюсь. А еще люблю цветы, растения и насекомых. У вас больше всего собрано губчатых, они съедобны.

В конце концов мы привели его домой. Мать переживала страшно: ребенок был поздним и являлся целью всей ее жизни.