Американец - Массимилиано Вирджилио

– Или они, или мы, – отвечает она. – Или ты один возвращаешься назад, или мы идем дальше вместе.

Он указывает в сторону двери.

– А если он нас возненавидит?

– Он поймет.

– А если не поймет? Пуэрто-Рико – бедная страна, там у него не будет таких возможностей, как в Америке.

– Он поймет. Не бывает любви без прощения.

Они переглядываются.

– Ты нарисовал карту? – спрашивает она.

Он кивает.

– Хорошо. – Она скрывается под одеялом. – А теперь займемся любовью.

А дальше только поцелуи и вздохи, дрожь и ласки, слова и сигареты. И слезы.

Когда на рассвете их сморит сон, от раны, которую нанесла разлука длиной в двенадцать лет, останется только шрам.

Он никогда не исчезнет, но боль утихнет.

Последний друг

2014–…

Эта книга задается вопросом, почему заблудшие люди порой становятся куда более достойными личностями, чем те, кто никогда не сбивался с пути.

Нельсон Олгрен

После двадцати одного года молчания Американец вновь проявился в моей жизни – на желтом стикере, прилепленном на дверцу холодильника.

Тебя искал какой-то Лео, сказал, твой старый друг. Он оставил свой номер. Увидимся вечером, целую.

Эмма

P. S. Кто такой Лео?

Конечно, проще всего ответить его собственными словами про старого друга, но это избитое словосочетание не может передать, как много значил для меня Лео, а может, и я для него.

Обмен стикерами – одно из наших с Эммой любимых занятий. Хотя мы встречаемся уже год, наши отношения еще на той начальной стадии, когда не приходится заполнять пустоту от ушедшей страсти, пересказывая друг другу в мельчайших подробностях свой день: где был, куда пойдешь, с кем обедал, что ел. Несколько недель назад Эмма перебралась ко мне. Я продолжаю прививать себе полезные привычки, например регулярно бегать. Когда я вернулся в Неаполь, моей первой мыслью было снять офис с видом на море.

Каждый новый день, который отделяет меня от прошлого, действует как чудодейственный коктейль из обезболивающего с успокоительным. Крах моего брака с Ребеккой постепенно становится всего лишь воспоминанием, равно как и тот ад, из которого я сумел выбраться благодаря проверенному средству – возвращению домой. Ради этого мне пришлось уступить близнецов матери и пополнить ряды отцов, которые проводят с детьми каждый второй уикенд. Я основал небольшую консалтинговую компанию, специализирующуюся на вопросах экологии, и по будням загружаю себя работой. Иногда по вечерам я навещаю маму, и после ужина она составляет мой гороскоп. Об отце мы никогда не говорим, да и что бы мы могли сказать?

Меня спасают выходные, которые я провожу в Милане с близнецами. Мы часто бываем на свежем воздухе, потому что улица кажется мне единственным подходящим местом для взросления. Мне с ними хорошо, они в том возрасте, когда все вызывает у них любопытство. Старший (тот, что на минуту раньше вышел из чрева Ребекки) обожает паркур, младший рисует. Мы ходим по музеям, гуляем в парках, бродим без всякой цели. Пользуясь своим сходством, они меняются ролями, мнениями и поводами для жалоб.

– Папа, у меня ноги болят, – хнычет один.

– А у меня нет, – говорит второй.

– Пожалуйста, давай отдохнем.

– Идем дальше!

Прохожие нам улыбаются. Хотя у них темная кожа, они на меня похожи. Мы забавно смотримся вместе. Мы шагаем до тех пор, пока у того, кто хотел идти дальше, не начинают болеть ноги, зато тот, кто хотел отдохнуть, рвется вперед.

– Я так и знал, ты всегда на его стороне.

– Ты всегда на его стороне!

– Я хочу домой.

– А я не хочу!

Я решил не начинать войну из-за опеки. Я мог бы одержать верх – и, по мнению моего адвоката, победа была гарантирована, – но какой ценой? На суде мне бы пришлось обнародовать мрачные страницы истории моей семьи, незажившие раны снова закровоточили бы, боль с новой силой захлестнула бы меня. Разве мы все недостаточно страдали?

Нет рецепта, как стать хорошим отцом. Одно знаю точно: я хочу пройти по жизни моих детей на цыпочках. Я не буду ни во что вмешиваться или навязываться с планами, которые не продиктованы их собственными отношениями с миром. Мы не на войне, где главное – победить, мы должны залечивать раны. Я хочу их научить только этому. Было бы здорово, научи меня этому мой отец.

После Американца я так ни с кем и не подружился. Возможностей было предостаточно, взять хотя бы коллег, но ни с кем отношения не заходили дальше искреннего, но поверхностного участия. Время быстро сузило перед нами свою перспективу.

Высокая квалификация поддерживала в нас дух соперничества, бешеный рабочий ритм вынуждал грамотно планировать отдых, карьерные шаги – переезжать из города в город, из страны в страну. Потом наши женщины вдруг решали, что хотят детей и собственный дом, хотят стабильности. Мы тоже этого хотели. Или же не хотели, равно как и они этого не хотели, но притворялись, будто хотят, и в итоге мы дружно настаивали, что хотим чего-то, однако это было не так, и мы втягивали друг друга в коллективный психоз под названием «семья».

Да никто и не выдержал бы сравнения с Лео. Больше ни с кем я не совершал таких захватывающих открытий, ни с кем не строил таких грандиозных планов, у нас с новыми знакомыми даже не было времени, чтобы позволить себе окунуться в поток из слов, музыки и сигарет. Нас устраивали разговоры ни о чем и однообразные встречи, а за удовлетворение от жизни, по нашему мнению, отвечали отношения в паре, основанные на верности и прочей чепухе, да регулярные звонки финансового консультанта, который подтверждал, что нам не грозит превышение налоговой ставки и мы можем со спокойной душой выставлять счет.

Когда Ребекка впала в кому, стало совершенно ясно, что рассчитывать мне не на кого. Будь Лео рядом, к нему первому я кинулся бы за поддержкой. Но его не было, а пересилить себя и рассказать кому-то чужому, что моя жена чуть не умерла от удушья, занимаясь сексом с коллегой и еще одной женщиной, было выше моих сил. В тот период, разрываясь между больницами, медсестрами и манной кашей, я вдруг подумал об Американце: интересно, где он сейчас и чем занимается?

На самом деле я частенько задавался этим вопросом. Когда я, бывало, погружался в воспоминания, перед моим мысленным взором мелькали кадры из нашего с Лео прошлого.

Давным-давно, еще до нашей свадьбы, мы приехали на Рождество в Неаполь, и Ребекка попросила отвести ее в парк Каподимонте. Мы гуляли по дорожкам, она размышляла вслух, пытаясь найти объяснение тому, что местная музейная коллекция почти неизвестна за рубежом, и тут мы вышли к полю, где ребенком я не раз гонял мяч во время наших легендарных матчей.