Все оттенки роз - Шейла Олсен

Пока я работаю, то и дело возвращаюсь мыслями к Тэйту. Вспоминаю тот вечер, когда мы впервые увидели друг друга, вспоминаю, как боялась позволить себе что-то почувствовать к нему, как не хотела соглашаться на одно-единственное свидание. Всю свою жизнь я боялась. Я себе почти никогда не разрешала испытать что-либо. Интересно, если бы я выросла в нормальной семье – что тогда? Сидела бы я сейчас здесь, в Калифорнийском университете, вешая тупые ярлыки на тупые чашки Петри для какого-то тупейшего проекта, которым занимаюсь исключительно ради своего резюме? Я смотрю на чашку Петри в своей руке. Пальцы слегка дрожат. По правде говоря, я никогда не переставала задумываться, этого ли хочу? Нужно ли мне все это? Я так упорно трудилась, чтобы поступить в Стэнфорд, – все эти факультативные занятия, учеба на «отлично», идеальные эссе. Теперь я добилась своей цели и думала, что буду ликовать. Я получила то, о чем всегда мечтала.

Но что если мне хочется другого?

Я смотрю на Ребекку, которая беспечно сортирует стеклянные сосуды, и осознаю, насколько я на нее не похожа. Она обожает опыты, бесконечные исследования, присущие им порядок и точность. Но я, возможно, совсем другая. Возможно, это не то, чего я хочу – эта стажировка, карьерный рост. Я больше не уверена в том, что мне это нужно. Впервые я задумываюсь, для себя ли делала все это, или, может, просто не знала, кем являюсь на самом деле. Может, я только сейчас начинаю себя понимать.

И вдруг меня начинает бить дрожь. Я ставлю чашку Петри, отхожу на шаг и снимаю с себя лабораторный халат. Чувствую, как ноги сами несут меня назад. Моя сумка стоит на стуле, и я подбираю ее молча, как робот.

– Шарлотта? – окликает меня Ребекка, оторвавшись от работы.

– Мне нужно идти, – говорю я.

– Куда? Нам же нужно заменить все образцы – осталось меньше сорока минут.

– Не могу.

– Почему?

Я качаю головой, готовая расплакаться, а может, и рассмеяться.

– Мне нужно идти.

И я выбегаю из двери лаборатории, мчусь по коридору, внезапно ощутив отчаянное желание оказаться на свежем воздухе. Выскакиваю из лаборатории на парковку и, задрав лицо к небу, смеюсь.

* * *

Площадка в частном аэропорту кажется раскаленной, воздух плавится под лучами солнца, которое уже клонится к закату.

Я наблюдаю за тем, как кружит, а потом заходит на посадку самолет Тэйта. С нашей последней встречи прошло две недели, две недели с тех пор, как я улетела из Нью-Йорка. И я по-прежнему сама не своя.

Когда самолет останавливается, я ощущаю прилив радости. Тэйт, в зеленой фланелевой рубашке и темных джинсах, появляется в двери, заслоняя рукой глаза. Когда он начинает спускаться по ступенькам, я бегу к нему. Он поднимает меня на руки, обхватив своими сильными руками за бедра, и я зарываюсь лицом ему в шею.

Я раздумывала, стоит ли рассказывать ему обо всем, когда он вернется, – о том, как я сбежала из лаборатории, о папарацци, которые иногда появлялись у школы, о встрече с девушкой-готом в аэропорту, – но теперь, увидев его, не хочу испортить момент. Ничто из перечисленного больше не кажется важным.

Все, что имеет значение, – это мы.

– Ты так приятно пахнешь, – бормочет он мне на ухо.

– Я по тебе скучала.

Тэйт ставит меня обратно на землю, не отрывая рук от моей талии. Мимо нас проходит какой-то человек, относя багаж в «Эскалейд».

Я разворачиваюсь и тяну Тэйта к машине, но он останавливает меня.

– Шарлотта. Я должен рассказать тебе кое о чем.

Перемена в тоне его голоса вызывает во мне дрожь, я сжимаю губы.

– Что такое?

Тэйт бросает взгляд на посадочную полосу, где останавливается другой самолет.

– Я еду в турне с новым альбомом. Начну с малого – парочка внезапных выступлений, – но после этого мы планируем поехать в Европу.

– Что? Когда?

– Мой менеджер использовал свои связи, и я собираюсь неожиданно выступить сегодня в Стэйплс-центре.

– Сегодня? Но… – Отвожу взгляд, уголки моих губ опускаются. Я знаю, что он много трудился ради этого и заслуживает возвращения на сцену, особенно учитывая прошлогодние события. Но я не думала, что все случится так скоро. И маленькая, эгоистичная часть меня хочет обладать им всецело – хотя бы еще чуть-чуть.

– Я знаю, слишком внезапно. Но нужно создать ажиотаж вокруг нового альбома. И это только одно выступление – мне не придется уезжать сразу после него.

– Так когда же? – спрашиваю я.

– На следующей неделе я уеду в Сакраменто. Через несколько дней после этого – в Сиэтл. – Тэйт прижимает меня к машине, убирает волосы с моего лица, но это не заглушает нарастающего во мне чувства безысходности. – Все это благодаря тебе, Шарлотта. Не думаю, что смог бы собрать свою жизнь по частям, если бы не ты. Не думаю, что смог бы предстать перед переполненным стадионом, если бы ты не сказала мне, что пора себя простить.

Я знаю, ему действительно это нужно; вижу по его глазам. Но ирония ситуации убивает меня. Я вдохновила его уехать, в то время как все, чего я хочу, – это чтобы он остался.

– И как долго будет длиться турне?

– Год… по всей вероятности. – Он делает паузу, выпускает мои волосы из рук. – Это будет непросто. Я знаю, что в следующем году у тебя Стэнфорд, а я буду в разъездах. Но я хочу быть с тобой. Мы что-нибудь придумаем.

Я отворачиваюсь от него к окну машины, прижимаю ладонь к стеклу, пытаясь вернуть себе самообладание. Я ничего не могу поделать, я думаю о том, что он мне рассказывал, о его прошлом турне, о вечеринках, наркотиках, девушках. Ты даже представить себе не можешь, каково это, быть настолько популярным. Начинаешь думать, что тебе сойдет с рук все что угодно. Эти слова звенят у меня в голове.

– Не знаю, Тэйт. – Я все еще стою лицом к машине. – Год – долгий срок.

Особенно если учитывать его жизнь во время турне: столько соблазнов, столько поводов вернуться к старым привычкам. Смогу ли я доверять ему? Сумеем ли мы продержаться целый год вдалеке друг от друга – это кажется почти невероятным, ведь все будет против нас.

Даже с нашего знакомства еще года не прошло.

– Будет тяжело, – признает Тэйт. Он касается моей руки и берет меня за подбородок, разворачивая лицом к себе. Целует меня, прогоняя мои сомнения, и этот поцелуй кажется теплым, нежным и обнадеживающим.

Я провожу руками по его волосам, желая запомнить, какой он на ощупь, какой вкус у его поцелуев, как непринужденно скользят его пальцы по моим плечам и рукам. Он только-только вернулся, и теперь наши дни снова сочтены.

– Мы все равно будем видеться, – говорит он. – Просто не так часто.

Но у меня в голове уже проносится вихрь мыслей, я рисую себе будущий год своей жизни без него: одна в Стэнфорде – учеба, бессонные ночи, – пока он путешествует по миру, девушки пробираются к нему после концертов, желая его, борясь за его внимание.