Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин

Он водрузил шапку на голову и гордо уставился на Песка. Песок вяло кивнул. Выглядел он получше, чем пару недель назад, фингалы сошли, и белки глаз снова были белыми, но вид остался нездоровым. Ну да в больничке у всех такой.

– То есть ты теперь шнырём по подъездам? – спросил Песок.

– А что остается, – сказал Чуча. – Тебя нет, Амбал ссыт, да с ним на серьезное дело и не пойдешь. Я вон «Союзпечать» подломить хотел, его на шухер поставил, а он смылся. И мне пришлось. Мусоров, грит, усек. Какая, на хрен, комиссионка с таким.

– А она работает?

– Да вообще сладкая. Там японских магнитофонов парочка постоянно, дубленки, сапоги женские итальянские, мягкие, рябчиков за двести только так уйдут. Ну и всякое. Но туда с Амбалом, сам понимаешь… Да и если с тобой, просто голыми руками…

– Пики есть. Ты третью забрал?

– Забрал, забрал. Но пики несерьезно. Ствол нужен, обрез хотя бы. Ты же говорил, у тебя дедок знакомый ружье торгует.

– Ну говорил. Только дедок в деревне, бляха, а я в больнице, – напомнил Песок раздраженно.

– Кстати, а чего ты лег-то? Вроде нормально все было, и так заживал потихоньку.

– Нормально, бля. Кровью ссу, башка кружится – нормально. Врачи сказали, сдохнуть мог, если бы не пришел, там воспаление какое-то началось уже.

– Ни фига себе. А сейчас?

– Сейчас получше. Только яйца эта гнида мне помяла все-таки. Теперь по утрам даже не стоит.

– Везет, хоть поссать нормально можешь, – сказал Чуча с гоготком и тут же посерьезнел. – А что сказали, пройдет?

– Сказали пальцы-яйцы в соль не макать.

– Правильно, чё. Слышь, а ты так и не вспомнил, кто это?

Песок помолчал и сказал с тоской:

– Да не помню ни хера. Он мне, падла, не только яйца отшиб, в башке не держится…

– Ну смотри, – рассудительно начал Чуча, – мы прикинули, тут на самом деле вариантов три всего. Либо залетные из той общаги, конкретно там трое с восьмого этажа, они в тот день фестивалили. Либо Герка с нашего третьего – он, правда, в магазине в это время был, грит, но мало ли что он грит. Либо эта баба сладкая с шестого и этот ее парашютист. Ты вообще ничего не помнишь, может, из-за бабы все-таки?..

– Не помню, сказал же! – отрезал Песок и отвернулся к окну. Поморгал, прищурился и сказал: – Парашютист этот, что ли?

Чуча пошел к окну, покачивая головой. Тяжесть шапки делала покачивание забавным, будто из головы вырос дубок, неторопливо кивавший ветру.

– Вроде он. А чего тащит, телик что ли, нехило поднялся чувак?

– Унитаз вроде.

– О, точно. Блин, прикол.

– Что прикол-то?

Чуча хихикнул и охотно пояснил:

– Да Харис рассказал, у них там на этаже кипеж был, унитаз разбился, вода течет, ссать-срать некуда, вонь на всю общагу, а комендант менять не хочет, грит, нехер было разбивать, а у меня, грит, запасных все равно нету и денег на покупку нет. И один, грит, там сердитый совсем попался, на коменданта наехал, чуть, грит, не в торец зарядить лезет, я, грит, тебя, тварь, щас самого в говне утоплю. Еле оттащили. По ходу, это наш парашютист и был. А теперь, значит, сам купил или стырил где.

– Его самого, падлу, в говне утопить, – процедил Песок.

Чуча внимательно посмотрел на него и спросил:

– Вспомнил, значит?

Песок пожал плечами, не отрывая прищура от парня, который удивительно легко, с учетом весомой ноши, обогнул криво вросший в землю бетонный блок и скрылся в дверях соседней общаги.

– Давай последим… – начал Чуча.

Песок оборвал:

– Я теперь сам послежу, ты не волнуйся.

Чуча хотел сказать, что, вообще-то, совсем не волнуется, но вдруг сообразил:

– Слышь, а может, он сам при делах? Козлы про него постоянно спрашивали – участковый сперва, потом еще один приходил, в ботиночках такой, все вынюхивал, сюсюсю, сюсюсю, а не замечал ли кто, чтобы сюда пацаны ходили или там чтобы они подпольные тренировки проводили.

– Какие тренировки?

– А хер знает. Я у козлов выспрашивать не обязанный. Нищава не знаю, технищком работаю, девяносто рублей денех зарплатам полущаю, идите в жопу. Но по ходу, они этого орла не очень любят и копают. До сих пор причем, тот мусорок на днях буквально тут шарахался.

– Ну и ладно, нам-то не одна малина?

Чуча ругнулся и вернулся на кровать, но все-таки пояснил:

– Не одна. Если орел впрямь при делах, может, его попробовать пристегнуть, вместо Амбала например?

– Да какое, в жопу, при делах, ты ж сам говорил, комсомолец-активист-парашютист, блин. Такие при делах не бывают.

– Помнишь все-таки кое-что, – отметил Чуча. – Это хорошо. Он, кстати, воевал там.

– Где?

– Ну, с басмачами, то есть с этими, с душманами.

Песок покивал и сказал:

– Я ему не басмач, я с криком «а-а!» падать не буду, он у меня сам…

Чуча ухмыльнулся: Песок имел в виду задолбавшие всех узбекские фильмы про гражданскую войну, в которых с затухающим криком падал в пропасть хотя бы один подстреленный басмач. Боевой опыт парашютиста Песок явно не хотел ни обсуждать, ни использовать. Ладно, ему видней.

– Но ты не помнишь?

– Вспомню. Вот попасу его немножко, все равно больничный пока не закрыт, заниматься нечем.

– Хули нечем, говорю же, комиссионка сладкая. Если без этого и без Амбала, то, может, кого-то со стороны подтянем? Ты говорил, у тебя выход есть на серьезных людей.

– Нахер серьезных. Серьезные комиссионку подломят – себе все и заберут. Потом, серьезных все знают, мусора сразу за ними и придут, а потом за нами. А несерьезных поди найди. Так что, Чуч, задача быть несерьезными. Я вот только с этим закончу…

Песок кивнул на окно.

– Ну смотри, – сказал Чуча. – Только не затягивай.

– Пара дней, не больше, – заверил Песок. – Все равно, говорю, надо в себя прийти после уколов этих, капельниц. Вспомню, может…

Он замолчал, поводил пальцами у брови, сморщился и спросил:

– Кирянуть есть чего?

– Наконец-то, – сказал Чуча. – А то я уж испугался. Найдем.

Жизнь похожа на игру в палки (она же в банки), но не всегда. Иногда достаточно метко кидать палку, быстро бегать и вовремя орать «За костыли не отвечаю», и тогда быстренько пройдешь от солдата до генерала, если дубинкой по башке не прилетит. Иногда этого недостаточно – надо доказать, что ты свой, а не чужой, что ты пацан, а не чухан. Доказывать приходится по-разному: словом, делом, внешним видом или просто тем, что в книжках называется осведомленностью, а в жизни позволяет отвечать на разные вопросы, от «что слушаешь?» до «кого знаешь?».