Три короны - Виктория Холт

Он зарекомендовал себя блестящим военачальником – человеком немногословным и мужественным. Он был героем нации.

И вдруг страну облетела тревожная весть: принц Оранский лежит при смерти.

Когда появились первые признаки болезни, он не поверил случившемуся; однако врачи, едва лишь взглянув на него, в ужасе отпрянули.

В тот же день к нему пришел Бентинк.

– Друг мой, – сказал принц, – отойдите от моей постели – заразитесь, не дай Бог. Знаете, что у меня нашли?

– Оспу. Так говорят врачи. Принц закрыл глаза ладонью.

– От этой болезни умерла моя мать.

Бентинк внимательно посмотрел на матово-бледную руку принца. Он знал, что болезнь запущена – следовательно, шансов на выздоровление было немного. Бентинку уже дали знать о ликовании врагов Вильгельма.

Он подошел к постели и встал на колени.

Принц отнял руку от лица и медленно повернул к нему голову. Взгляд Вильгельма был мутным, почти невидящим.

– Ступайте прочь, – тихо произнес он.

– Я не покину вас до тех пор, пока вы будете нуждаться в моей помощи, – сказал Бентинк.

Вильгельм поморщился – не потому что ему не понравились слова Бентинка. Болезнь развивалась слишком быстро, и он их просто не понял.

В передней Бентинк застал врачей.

– Его Высочество желает, чтобы я остался с ним.

– Вы когда-нибудь болели оспой? Бентинк покачал головой.

– В таком случае вы подвергаете себя огромной опасности.

– Опасность нависла и над Голландией.

– Ему вы не поможете, а себе навредите.

– Принц пожелал, чтобы я остался.

– Он и злейшему врагу не пожелал бы такой участи.

– Может быть, – согласился Бентинк. – Но почему бы он не мог сделать исключение для лучшего друга?

* * *

В Голландии готовились к худшему. На улицах Гааги люди говорили:

– Он пришел к нам, как мечта, которой не суждено сбыться. Что-то теперь с нами будет? Неужели нами будут править французы? Французский король, слыхать, уже празднует смерть нашего принца. Как будто не знает, что он еще не умер!

– Будем молиться за его выздоровление. Без принца Голландия пропадет.

По всей стране люди выбегали из домов, едва заслышав стук копыт на проезжей дороге.

– Ну?.. Какие новости?.. Как там наш принц?

А в комнате больного Бентинк сидел возле постели своего друга и внимательно смотрел на его изможденное лицо. Он провел много бессонных ночей, но уходить из комнаты не собирался – видел первые признаки выздоровления.

Когда врачи заметили, что такой безнадежный больной уже не сможет поправиться, он воскликнул:

– Принц хочет жить, а это главное! Если уж он ставит себе какую-нибудь задачу, то всегда добивается своего – можете мне поверить.

Вильгельм открыл глаза и посмотрел на Бентинка.

– Все это время вы были со мной, – сказал он.

– Да, Ваше Высочество. Но вы были без сознания и не могли знать об этом.

– Я чувствовал ваше присутствие, Бентинк. И оно придавало мне силы. Знаете, я никогда не думал, что у меня будет такой верный друг.

– У вас много друзей, Ваше Высочество.

– Друзей принца Голландского, – усмехнулся Вильгельм. – Тех, кто поддерживает его, рассчитывая получить какое-либо вознаграждение. Нет, я думаю, человеку достаточно иметь одного друга – такого, как вы, Бентинк. Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня.

Больше он ничего не сказал – не любил открыто выражать свои чувства. Однако между ними появилась связь, которой не было прежде. И оба знали об этом.

Затем настали тревожные времена. Голландия была слишком маленькой страной, а ее враги были слишком сильны. Никакая храбрость, никакая воинская доблесть не могли защитить ее от армий, численностью превосходящих все население этой страны. Испытания закалили волю Вильгельма, укрепили силу характера, дарованного природой. Ему стало казаться, что его выбрали править – но не одной только Голландией; что ему на роду написано, судьбой предопределено быть могущественным, великим монархом. Он никогда не забывал, какое видение посетило госпожу Тейнер, принимавшую роды у его матери. В Европе не утихали кровопролитные конфликты между католиками и протестантами, и он, верный последователь Кальвина, идеально подходил для роли предводителя протестантского движения. Он видел себя главой всех протестантов Европы; он горел желанием разбить оплоты католицизма и утвердить на европейской земле знамя истинной веры.

Госпожа Тейнер предсказала ему три короны. Но какие? Может быть – английскую, шотландскую и ирландскую? Англию он всегда держал в поле зрения, поскольку ни король, ни его брат не имели наследников. Если бы у герцога Йоркского и в будущем не было сыновей, на трон вслед за отцом взошла бы Мария; а если бы Вильгельм женился на Марии, то и сам стал бы королем, поскольку по материнской линии относился к династии Стюартов.

Когда ему предложили руку Марии, он сказал, что превратности судьбы не позволяют ему думать о браке, – но с тех пор времена переменились. Теперь, не заручившись поддержкой, Голландия запросто могла стать французским протекторатом, тогда как в союзе с Англией обезопасила бы себя от посягательств любого противника. Не поспешил ли он, столь бесцеремонно отреагировав на предложение о супружестве с Марией? Нет, он так не думал. Его ответ наверняка разозлил Якова, но ведь не Яков решал дела в английском королевстве. Вильгельму даже было бы на руку, если бы кое у кого сложилось впечатление, будто он не особенно торопится вступить в брак со старшей дочерью герцога Йоркского.

Размышляя над возможностью альянса с Карлом, он не переставал вести боевые действия против Франции. Война шла с переменным успехом: ни одной стороне не удавалось одержать окончательную победу. Луи уже давно устал от этого бесплодного противостояния, а Карлу никак не удавалось договориться о полном мире.

Наконец в Гаагу прибыли послы из Парижа. Вильгельм ждал их – знал настроение французского монарха и в душе был готов рассмотреть условия перемирия, которые тот мог предложить ему.

Услышав, что вместо перемирия Луи предлагает ему заключить брак, Вильгельм опешил.

На всякий случай он даже спросил, какую леди имеет в виду французский король.

Свою любимую дочь, последовал ответ.

Имени послы не назвали, но оно и не требовалось. Речь шла о красавице, известной всей Франции, – многие даже говорили, что ей достались лучшие достоинства ее матери, не менее известной красавицы Луизы де ля Вальер. Девушка и в самом деле была очень хороша собой.

Вильгельм побледнел.