Мэлори - Джош Малерман

– Откуда?!

Тишина. Так молчат дочери, когда собираются с духом сказать маме правду.

– Я вижу, что в яме никого нет. Я могу… смотреть.

Мэлори отдергивает руку.

– Олимпия!..

Будто одно знание, что Олимпия может смотреть, способно свести Мэлори с ума.

Затем до Мэлори доносится плач. Знакомая ей разновидность детского плача. Так плачут, когда стыдно.

Она тянется и снова находит руку дочери. Встает на корень, Олимпия тащит ее наверх. Оказывается, край был близко – совсем чуть-чуть не хватило роста. Мэлори зарывается пальцами в землю, Олимпия тащит ее, ухватив за запястья.

Мэлори не успела осознать признание дочери (хотя это многое объясняет, очень многое!), она ощущает животом поверхность, вылезает.

Она не ожидала от себя подобной силы и ловкости, тем не менее вот она – наконец на свободе, выбралась из убежища.

Несмотря на страшную усталость, Мэлори почти сразу вскакивает на ноги. Олимпия рядом, поддерживает под локоть.

– Ну ты даешь, Олимпия!

Мэлори крепко обнимает дочь.

– Я думала, ты рассердишься, – все еще плача, говорит Олимпия. – Или испугаешься… Я думала, вы будете меня бояться.

Мэлори обеими руками сжимает плечи дочери.

– Ты их видела?

– Да.

– Сколько?

– Всех.

– Что это значит? Объясни!

– Всех, кто был в моем поле зрения.

– Олимпия, а как давно ты… на них смотришь?

Перед внутренним взором Мэлори – мать Олимпии на чердаке. Ее лицо, когда она видит тварь за спиной Мэлори. Видит и говорит, что твари совсем не страшные. Ребенок только что рожден, еще связан с матерью пуповиной, а мать уже начала терять рассудок.

– Давно… – отвечает Олимпия. – Прости меня!

Мэлори обхватывает ладонями лицо дочери. Значит, она была в яме одна. И чуть не лишилась разума самостоятельно, без участия тварей.

– О боже! Не извиняйся, Олимпия.

Чего только не навидалась ее дочь за эти годы! Какой тяжелый груз она несет!

– Наверное, дело в моей маме, – всхлипывает Олимпия. – Она же увидела тварь ровно в момент моего рождения.

Мэлори согласна. Однако к ней еще не вернулся дар речи.

– Ты все видела? Ты смотрела все эти годы?

– Да.

– Ты проследила за мной?

– Ну да. Почти. – Олимпия запинается. – Точнее, я тебя нашла.

– Как?

– Дин сказал, тебя нет в поезде…

– И ты спрыгнула…

– Да.

– А Том? Где Том?

На Мэлори свалилось слишком много новостей. Так, Олимпия не поддается действию тварей. Теперь Том.

– Тома тоже не было в поезде, – говорит Олимпия.

– Боже мой!

– Дин сказал, что он мог уйти с одним человеком.

– С каким человеком, Олимпия? С каким человеком?!

Олимпия сглатывает, будто готовится выдавить из себя суровую правду.

– Генри.

– Кто это?

– Это мужчина, похожий…

Мэлори уже не слушает. Что бы ни сказала Олимпия, Мэлори знает правду.

– …похожий на того, о котором ты часто рассказывала. Его зовут…

– Да, я слышала его перед тем, как меня сбросили с поезда, – говорит Мэлори и добавляет стальным голосом: – А зовут его Гари.

Гари – личный кошмар Мэлори, который подкарауливал ее шестнадцать лет.

– Скажи, ты видела его в лагере? – спрашивает Мэлори с ледяным спокойствием.

Она непременно убьет его!

– Нет, мама.

Вдох. Пауза. Выдох.

– Послушай, – произносит Мэлори. – Он упоминал Индиан-Ривер. Ты знаешь, как туда идти?

– Наверно, да.

– Том рассказывал?

– В основном да. Но я и сама читала.

– Хорошо, – говорит Мэлори.

Хотя на самом деле – хорошего мало. Потому что, даже если Гари не следил за ними неотрывно, обосновавшись в подвале главного домика или где-нибудь еще, он никогда не терял ее и детей из виду.

Теперь уже нет сомнений.

– Значит, у тебя иммунитет. Совсем как у Гари.

– Нет, не сравнивай меня с ним…

Мысли Мэлори уже далеко.

– Отлично! – перебивает она. – У нас равные силы. Ты знаешь, где находится Индиан-Ривер?

– Нет, но мы его отыщем. Мама, у тебя странный тон… Мы же не можем…

– Еще как можем, Олимпия! Мы способны на все!

Мэлори стоит и держит дочку за руки.

– Где рукава? – спрашивает она.

– Они не нужны.

– Но…

– Они не нужны. Клянусь тебе!

– Почему же ты мне раньше не сказала? – спрашивает Мэлори и тут же жалеет. Конечно, ей хочется узнать все и прямо сейчас, однако прежде всего она должна разыскать сына.

– Веди! – говорит она Олимпии. – Мы идем в Индиан-Ривер.

– Мама…

– Олимпия, нам надо спешить!

– Я просто хочу… – Мэлори ощущает руки дочери на шее – она притягивает ее голову. – Вот.

Олимпия надевает на Мэлори повязку. Ее повязку. Туго затягивает на затылке узел.

– Я ни разу не убила человека, – думает вслух Мэлори.

– Мама, необязательно убивать.

– Обязательно!

В голосе Мэлори решимость. Праведный гнев.

– Пока он жив, он будет вечно подкарауливать нас в темноте.

Мэлори оборачивается к яме. Твари не действуют на Олимпию. Она может смотреть. И она говорит, что яма пуста.

Мэлори больше не ощущает себя сумасшедшей. Наоборот – ей больше не страшно никакое безумие.

– Поспешим! – говорит она. – Мы знаем самое опасное на планете чудище. И наш Том попал к нему в лапы.

– В общем-то, обыкновенные очки, – объясняет Том дрожащим от волнения голосом. – Я их смастерил из… Знаете, бывает зеркальное стекло?

Женщина перед ним на табурете кивает. Она сидит на самом краешке, уперевшись жилистыми руками в расставленные колени. Длинные – ниже плеч – каштановые волосы с проблесками седины убраны в хвост.

Она не сводит с Тома огромных глаз. Ни разу не моргнула с тех пор, как Генри привел его в палатку.

Это и есть Афина Ханц.