Одного раза недостаточно - Жаклин Сьюзан

— Карла, ты часто видишься с Дэвидом?

— Да, — не отводя взгляда от телевизора, сказала Карла.

— По-моему, он симпатизирует моей падчерице. Карла улыбнулась:

— Кажется, ты хотела, чтобы она ему понравилась.

— Он ничего не значит для тебя, да?

— Конечно, значит. Иначе почему бы я стала с ним встречаться?

Ди вскочила с постели:

— Ты стерва!

Откинувшись на спину, Карла засмеялась:

— Ты простудишься, если будешь стоять голой, Ди; тебе следует заняться гимнастикой. Твои бедра располнели.

Ди бросилась в ванную, а Карла прибавила громкость ТВ. Она казалась полностью сосредоточенной на фильме, когда Ди вышла из ванной. Молча одевшись, Ди приблизилась к кровати.

— Карла, зачем ты мучаешь меня?

— Чем я тебя мучаю? — сухо спросила Карла. — Ты имеешь мужа… и большое состояние. Тебе нравится распоряжаться жизнью, других людей, манипулировать ими, нагонять на них страх с помощью твоих денег. Но ты не в состоянии управлять мною или испугать меня. Ди села на край кровати.

— Ты знаешь, как тяжело жить, обладая моими деньгами?

Карла вздохнула:

— О, моя бедная Ди. Ты страдаешь, сомневаясь в бескорыстности твоих близких. Говоришь, что подобные подозрения глубоко ранят твою душу. Но у каждого из нас есть шрамы.

Карла выключила телевизор.

— К несчастью — или к счастью, — ты никогда не знала боли, которую испытывает актриса, прежде чем она становится звездой… и адского труда, который позволяет ей оставаться наверху… постоянно помня о том, что такое безденежье…

— Но в этом есть вызов и радость.

— Радость? — улыбнулась Карла.

— Ты никогда не говорила о днях своей молодости. Но я читала все написанное о тебе. Да, ты росла в Европе, охваченной войной. Это, конечно, было тяжким испытанием. Мне исполнилось двадцать, когда японцы напали на Пирл-Харбор. Я работала в различных комитетах, вязала для англичан и русских — да, тогда они были нашими союзниками, — но мы лишь читали о сражениях. Тогда ТВ не вносило войну в наши гостиные, как сейчас. Это ужасно.

Она вздрогнула.

Взгляд Карлы стал отсутствующим.

— Ты вздрагиваешь из-за того, что ТВ вносит войну в твою гостиную. Но в Польше война сама входила в наши дома.

— И в твой дом тоже? Карла улыбнулась:

— Мне было двадцать, когда Германия стала союзницей России. В тысяча девятьсот тридцать девятом году Гитлер частично оккупировал Польшу. Ее территория была разделена между Германией и Россией.

— Тогда ты и отправилась в Лондон?

— Нет… сначала в Швецию… потом в Лондон… но это не постельный разговор. Я сейчас вдруг почувствовала, что очень устала.

Ди поняла, что ей следует уйти. Карла прогоняла ее. Ди заколебалась. Она могла хлопнуть дверью, пообещав Карле, что больше не придет сюда. Но Ди знала, что обязательно приползет к Карле. Они обе это знали.

— Карла, на следующей неделе мы отправляемся в Палм-Бич. Пожалуйста, приезжай.

— Возможно.

— Прислать за тобой самолет? Карла потянулась.

— Я с тобой свяжусь.

Ди поняла, что Карла уже засыпает.

— Я позвоню тебе завтра. Карла… я люблю тебя.

Подъехав к «Пьеру», Ди увидела возвращающегося в отель Майка. Он обнял ее за плечи.

— Я выходил съесть гамбургер. Хорошо поиграла? Он открыл дверь квартиры. Ди бросила плащ на диван. Майк подошел к ней и снова обнял.

— Извини, что я заснул. Он усмехнулся:

— Но сейчас я полон сил… Она отстранилась.

— Нет… не сегодня, Майк… пожалуйста! Он на мгновение замер. Потом заставил себя улыбнуться.

— Что случилось? Ты проиграла?

— Да. Немного. Но я еще отыграюсь. Я должна это сделать…

Ди повернулась к мужу с натянутой улыбкой на лице.

— Понимаешь, это вопрос гордости.

В полночь, во вторник, перед Днем благодарения, Линда сидела на своей кровати, рассуждая вслух о лицемерной сущности этого праздника перед внимательно слушавшей ее Дженюари.

— Что мы отмечаем? — спрашивала Линда. — Тот факт, что несколько психически неуравновешенных людей, называвших себя поселенцами, прибыли сюда, встретили здесь дружелюбных индейцев и постепенно отняли у них всю страну.

— О, Линда, они действительно дружили с индейцами. Сражения начались позже. На самом деле День благодарения — это праздник сбора урожая и дружбы с индейцами.

— Чушь. К тому же каким, верно, кретином был тот поселенец, которому пришло в голову устроить праздник в четверг, посреди рабочей недели. Ладно бы это было лето, когда можно поехать в Гемптон. Но что мне делать с длинным уик-эндом в ноябре?

— У тебя есть семья? — спросила Дженюари.

— Семья? Новой жене моего отца двадцать пять лет, она только что родила еще одного ребенка. Меньше всего ему сейчас нужна в доме дочь, которая старше его жены. Я бы напоминала ему своим присутствием о том, сколько ему лет. А моя мать на грани очередного развода. Она застала во время вечеринки своего супруга, лапающего в ванной ее лучшую подругу. Так что ей не до индейки. Тебе повезло… четыре великолепных дня в Палм-Бич… ты полетишь туда на личном самолете Ди… двое мужчин будут развлекать тебя на солнечном берегу… папа и Дэвид. Или тебе по-прежнему нужен только папа, а Дэвид станет помехой?

Дженюари подошла к окну. Она уже собиралась лечь в постель, когда Линда, позвонив, стала настойчиво приглашать подругу к себе; она сослалась на какое-то важное и срочное дело. Однако Линда уже двадцать минут разглагольствовала о Дне благодарения.

Дженюари с нетерпением предвкушала радость от путешествия. Майк покинул Нью-Йорк десятью днями ранее. После того ужасного вечера Дэвид дважды выводил Дженюари в свет. Они сходили на «Волосы» (ему спектакль не понравился, а она пришла в восторг). Второй вечер они провели в кино и «Максвелле». Оба раза он отвозил ее домой на такси и, не отпуская машину, провожал до двери с улыбкой на лице, которая означала: «Я буду ждать, когда ты сама меня попросишь».

Она поняла, что замечание Линды насчет отца и Дэвида было порождено одиночеством подруги. Линда сидела сейчас в некогда принадлежавшей Киту старой пижаме. Внезапно она поняла, что Дженюари смотрит на нее. Линда улыбнулась.

— У каждой девушки хранится пижама бывшего любовника, которую она надевает в особых случаях… чтобы помнить о том, что в глубине души мужчина — подлец и предатель.

— Послушай, — Дженюари хотелось поднять Линде настроение, — для Кита важна карьера. Тут дело в этом.