Скрытая бухта - Мария Орунья

словно с открытки, как и выступавшая на заднем плане коллегиальная церковь Святой Хулианы. Тут же стало понятно, почему улица “дель Рио”, то есть “Речная”, так называется: мощные потоки воды, образовавшиеся после непрекращающегося дождя, скапливались в районе прачечной, убегая с главной улицы на прилегающую к ней улочку по высоченному туннелю с деревянным сводом. Улочка располагалась между двумя крепкими величественными особняками и, вполне возможно, служила именно для водоотвода и предотвращения наводнения.

– Это здесь, – сообщил Оливер.

– Здесь? – хором переспросили Редондо и Сабадель.

– Да, под рисунком в книге я прочитал, что часть здания принадлежала семье Коссио, а другая – Кеведо. Вот, смотрите, – он указал на огромный дом, словно разделенный надвое длинным водостоком, – в той части, что ближе к храму, должен быть Тлалок.

И он действительно был там. Апатично глядел куда-то в бесконечность, абсолютно равнодушный к их присутствию. Гигантское лицо Тлалока, которое Оливер видел на страницах книги “Живое дыхание времени”, на самом деле оказалось над главным входом в дом, под длинным сплошным галерейным балконом, а над балконом нависал массивный тяжелый герб. Как могло случиться, что никого не удивляло наличие такого символа всего в нескольких метрах от романской церкви Святой Хулианы – одной из известнейших святынь Кантабрии? Тлалока наверняка успели запечатлеть на сотнях и тысячах фотографий туристы со всего мира, но никому как будто не бросалось в глаза это несоответствие, никто не задумался, что тут делает этот символ.

– Передоз красоты. – Оливер словно озвучил мысли всех троих.

– Простите? – Валентина изумленно взглянула на него, удивленный Сабадель тоже развернулся.

– Я имею в виду, что у того, кто сюда попадает, случается передоз красоты, потому что просто невозможно сразу такое переварить. Не совсем синдром Стендаля[17], но объясняет, почему никто не заметил тут Тлалока. Да у любого, кто минут двадцать прогуляется по деревушке, так замылится глаз от красивых уголков, гербов, улочек и башен, что уже сил не хватит разглядеть этот рельеф.

– Черт дери, этого еще нам не хватало. Теперь он у нас еще и философ, и знаток искусства, – тихо пробурчал Сабадель.

Валентина же просто кивнула и решительно двинулась к дому, пройдя прямо под каменным изображением Тлалока. Большая деревянная дверь была открыта. Может, у дома и было аристократическое прошлое, но сейчас здесь продавали кесады, собаос и прочие сладости. Широкая кованая вывеска в старинном стиле гласила: “Лавка «Дом Рекехо». Основана в 1950 году”. Внутри их встретила улыбающаяся девушка, она стояла за скромным прилавком там, где, судя по всему, раньше было элегантное и роскошное патио. Каменная лестница у нее за спиной вела на второй этаж, расходясь наверху в обе стороны и исчезая в полумраке. Никакой пользы разговор с ней не принес – девушка знать ничего не знала ни о бывших владельцах дома, ни о том, когда его приобрели нынешние хозяева.

Но вдруг им улыбнется удача?.. Местная жительница по имени донья Тулия укрылась от дождя в “Доме Рекехо”. Она была уже в преклонном возрасте и знала, как и все деревенские, истории, которые нигде не прочтешь. Донья Тулия рассказала, что Чаконы продали дом нынешним владельцам как раз в 1950 году. Она прекрасно помнила это, потому что в том году и открылся магазин. Чаконы решили продать дом после трагедии.

После трагедии? Какая трагедия?

Как это какая? Да это ж всякому известно, где только об этом не писали, даже в газете “Случай” несколько лет спустя попытались восстановить ту странную, таинственную историю. Конечно, с тех пор лет шестьдесят прошло, понятно, что все позабылось и стерлось. Бесследно пропал один из членов семьи. Как в воздухе растворился.

Член семьи? Исчез?

– Случайно, не новорожденный? – отважилась спросить Валентина, чувствуя, как колотится сердце.

– Новорожденный? – удивилась донья Тулия. – Ах, нет, упаси господи! Это младший сын Чаконов, ему уже было лет тридцать… Но я, честно говоря, мало что знаю… Вот моя мама могла бы вам рассказать, да бедняжка умерла несколько лет назад. Я только по рассказам кое-что помню, ведь все тогда об этом судачили, каких только слухов не ходило. Болтали даже, что во всем замешаны националисты и горные люди. Такие дела. Другие были времена, тяжелые времена, мужчины были настоящие, серьезные, а не как сейчас, безответственные и пустоголовые, сами знаете.

– “Горные люди”… – пробормотала Валентина, припоминая слова Бальесты, пациента Святой Клотильды, о том, что он будет хранить секрет своих друзей-республиканцев, пришедших с гор.

Валентина, до того момента запросто способная сойти за обыкновенную туристку, представилась донье Тулии как лейтенант гражданской гвардии и попросила ее вспомнить что-нибудь еще, но любезная женщина, совсем не изменившаяся в лице, узнав, кто перед ней, только и смогла указать, где сейчас проживают Чаконы, – в удивительно красивой вилле на площади у мэрии, то есть на Рыночной площади, куда они переехали вскоре после исчезновения сына, поскольку мать семейства помешалась рассудком и впала в депрессию, ей мерещились призраки в каждом углу старого особняка. Но сейчас потомки Чаконов бывают на вилле только летом, а вообще живут в Сантандере.

Когда они уже попрощались с доньей Тулией и собирались вновь выйти под проливной дождь, Валентина вдруг развернулась, решив узнать у продавщицы одну вещь, которая у нее совсем вылетела из головы. Знает ли девушка о значении символа над входом?

– Символ? Какой, эта мерзкая рожа? Не знаю, я же тут не хозяйка, а просто работница. Но мне всегда казалось, что это горгулья или что-то такое. В этой деревушке столько разных изображений и странных гербов… поди разберись.

Валентина с улыбкой попрощалась с девушкой. Она сопоставила номер телефона и адрес, который дала им донья Тулия, – они совпадали. Это был тот самый дом, куда они безуспешно звонили утром, а по соседству располагался еще один, где тоже значилась фамилия Чакон. У Валентины возникло предчувствие: они приближались к правде. Все трое укрылись от дождя под навесом дома напротив дома Кеведо.

– Передоз красоты, значит, – с неприкрытой издевкой ухмыльнулся Сабадель, глядя на Оливера. – А эта женщина вот думает, что Тлалок – просто гребаная горгулья, как вам такое?

– Ничего удивительного, если учесть, что и университет, и музей, и францисканки, и умнейшие сотрудники криминальной полиции понятия не имели, что в Кантабрии есть его изображение, да и сам я об этом только несколько часов назад узнал.

Сабадель внимательно посмотрел на Оливера, несколько ошеломленный тем, что этот англичанин вдруг на мгновение отбросил свою британскую вежливость и деликатность, проявив наконец характер. Валентина Редондо вмешалась:

– Хватит. У нас нет времени на глупости.

– Да этому