Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков

Правда, части Красной Армии на Северном Кавказе продолжали оставаться весьма своеобразными формированиями. Вот что писала 5 сентября 1918 года большевистская газета «Окопная правда»:

«В нашей армии нет дисциплины, организованности… ее разъедают примазавшиеся преступные элементы, которым чужды интересы революции… Приходится констатировать недоверие бойцов к командному составу, так и командного состава к главкому (Сорокину), что ведет в конце к полному развалу всей революционной армии…»

Состоявшийся в сентябре в Пятигорске съезд фронтовых делегатов определил причины поражений и потребовал их устранить, не останавливаясь перед самыми суровыми мерами. Причины «Окопная правда» называет такие:

«1) Неподчинение войсковых частей высшему командному составу благодаря преступности отдельных лиц командного состава и недисциплинированности бойцов, трусости и паническому настроению многих;

2) грабежи, насилия, реквизиции» — словом, «целый ряд насилий над мирным населением;

3) обессиление армии беженским движением, вносящим панику при первом же выстреле»…

…Об упомянутом Иване Лукиче Сорокине стоит рассказать отдельно. Он не был большевиком. Будучи по образованию военным фельдшером, в 1917 году Сорокин поступил в школу прапорщиков, да так ее и не закончил. В том же году он вступил в партию эсеров. В конце 1917 года Сорокин сформировал на Кубани казачий революционный отряд. И пошли дела…

Как видим, в 1918 году в Красной Армии имелось множество левых эсеров на высоких командных должностях (напомню, что взявший Киев М. А. Муравьев тоже являлся левым эсером). И все, как на подбор, были очень своеобразными ребятами. Как-то все они были склонны выкидывать разные коленца…

Армия Сорокину, впрочем, тоже досталась веселая. Она бесконечно митинговала, решая — идти воевать или нет?

Тем не менее противники оценивали Сорокина высоко:

«… весь план свидетельствует о большой смелости и искусстве. Не знаю, чьих — Сорокина или его штаба. Но если вообще идейное руководство в стратегии и тактике за время северокавказской войны принадлежало самому Сорокину, то в лице фельдшера-самородка Советская Россия потеряла крупного военачальника!»

(А. И. Деникин)

Все так и было, да только Сорокин споткнулся о те же грабли, что и Муравьев, и многие другие. Он «глядел в Наполеоны» и не желал решительно никому подчиняться. По этому поводу главком постоянно ссорился как с правительством Донской-Черноморской республики, так впоследствии и Северо-Кавказской[81].

Кончилось это плохо. 13 октября Сорокин поставил во всех своих конфликтах окончательную точку: арестовал председателя ЦИК Северо-Кавказской республики Рубина, товарищей (помощников) председателя Дунаевского и Крайнего, члена ЦИК Власова и начальника «чрезвычайной комиссии» Рожанского. В тот же день все они были расстреляны. Роковой ошибкой главкома стало то, что вместе с ними он приказал расстрелять командира Таманской армии Матвеева.

«Таманский поход» (27 августа — 17 сентября 1918 года) был одним из легендарных эпизодов Гражданской войны — как сам по себе, так и благодаря знаменитой книге писателя Серафимовича «Железный поток». Прижатые к морю части красной Таманской армии под руководством И. И. Матвеева и Е. И. Ковтюха сумели уйти на юг по побережью, а потом через отроги Кавказского хребта пробиться на соединение со своими. Дело тут даже не в том, что героизм красных бойцов сравним с «ледяным походом». С ними шли 25 тысяч беженцев, в основном — кубанских иногородних. Красные части не только вышли сами, но и вывели этот громадный обоз.

Кстати, а от кого бежали эти люди, кое-как покидав в телеги имущество? От казачков, «белых рыцарей» они спасались. Просто с перепугу люди не станут бросать свои дома и все нажитое добро. Значит, знали, что ничего хорошего их не ждет.

Вступив 1 сентября в Туапсе, Таманская армия обнаружила там полк грузинских националистов. Грузинские «незалежники» под шумок тоже расширяли свою территорию. С таманцами они предпочли не связываться и поспешно сделали ноги. Красные захватили 16 орудий, 10 пулемётов, изрядно пополнили запас боеприпасов, и на следующий день ушли в горы. А 8 сентября по следам таманцев подтянулись белые — и еще добавили вернувшимся в город грузинам. Тем снова пришлось драпать.

Во время таманского похода прославилась Железная дивизия Д. П. Жлобы. Этот красный командир не являлся выдающимся полководцем, но в ситуации, когда требовались решительность и отчаянность, он был незаменим. О Жлобе красноармейцы пели:

Бесстрашный, отважный, товарищ наш Жлоба,

Нам слава твоя дорога.

Ты белым опасен, в глазах твоих злоба,

Ты вихрем летишь на врага.

Поклялся ты бедным: рабочим, крестьянам,

Готов за народ умереть,

Несешь ты победу… Буржуям, тиранам

Несешь ты бесславную смерть.

Врагов побеждаешь, защитник народа,

Дрожит от тебя капитал.

Ты счастья желаешь и вечной свободы

Для тех, кто невзгоды узнал.

Тебя уважают и старый, и малый, —

Кубанец, грузин, осетин.

Бесстрашный, отважный комкор наш удалый,

С тобою мы все победим!

Бойцы твои смелы, тебя полюбили,

С тобою мы, батько, умрем!

Летели, как стрелы, кадета рубили, —

Все банды врага разобьем.

Бесстрашный, отважный, товарищ наш Жлоба,

Нам слава твоя дорога.

Ты белым опасен, в глазах твоих злоба,

Ты вихрем летишь на врага.

(Записана песня в станице Стародеревянковской в августе 1959 года от ветфельдшера Михаила Ивановича Демченко, 1905 г. р.)

Более всего прославил Жлобу такой эпизод. В октябре 1918 года его дивизия самовольно ушла от Сорокина и двинулась на Царицын. Объясняется то тем, что Сорокин, расстреляв членов Северо-Кавказского ЦИК и командира Таманской армии Матвеева, порывался казнить и самого Жлобу. Сорокин старательно вычищал всех популярных командиров, которые могли бы составить ему конкуренцию.

Жлоба решил, что помирать ему рановато. К тому же положение армии Сорокина было уже безнадежным. Понимая оба этих фактора, Жлоба ушел из Ставрополья и двинулся на Царицын. И надо ж так — Железная дивизия очутилась под этим городом в самый нужный момент, во время второго штурма города казаками. Части Краснова получили удар в тыл, от которого оправиться не сумели и вынуждены были отступить.

Между тем война на Северном Кавказе разгорелась вовсю — и на стороне белых была удача. Казаки поняли, что с большевиками им не по пути, и рядами и колоннами шли в Доброармию. К этому времени она, кстати, уже перестала по факту быть добровольческой — как, впрочем, и Красная. Обе стороны перешли на мобилизационный принцип. Вначале это была, можно сказать, добровольная мобилизация. Казаки (иногородние) выносили на станичном сходе решение всем идти сражаться за белых (красных). Но потом стали попросту грести всех подряд — кто кого успел.