Воин кровавых времен - Р. Скотт Бэккер

«Подмена».

Келлхус понял, что настоящий рыцарь мертв. Смерть Сарцелла прошла незамеченной, и его просто подменили.

…имя твое — Истина, что длится и длится, отныне и вовеки.

Завершив вступительную церемонию, Готиан и Сарцелл удалились. Затем появились закованные в доспехи жрецы Гильгаоала, чтобы провозгласить Ведущего Битву — человека, которого ужасный бог войны пять дней назад избрал своим сосудом на поле боя. Все стихли в ожидании. Как объяснил Келлхусу Ксинем, избрание Ведущего Битву служило темой многочисленных пари, словно это была лотерея, а не божественный выбор. Первым на сцену амфитеатра вышел немолодой мужчина; его широкая борода казалась белой, как снег. Это был Кумор, верховный жрец Гильгаоала. Но прежде чем он успел хоть что-то сказать, принц Скайельт вскочил с места и крикнул: «Веат фирлик реор кафланг дау хара маускрот!» Он повернулся в сторону тех, кто толпился рядом с Келлхусом; его длинные белокурые волосы взметнулись от резкого разворота. «Веат дау хара мут кефлинга! Кефлинга!»

Кумор пробормотал нечто неразборчивое, но все уже смотрели на туньеров Скайельта, ожидая объяснений. Однако похоже было, что его переводчик куда-то подевался.

— Он говорит, — в конце концов выкрикнул на шейском один из людей Готьелка, — что мы должны сперва договориться об уходе отсюда. Что мы должны бежать.

Влажный воздух наполнился криками; одни поддерживали туньера, другие пытались спорить. Конюх Скайельта, великан Ялгрота, вскочив, принялся колотить себя в грудь и выкрикивать угрозы. Сморщенные головы шранков, подвешенные к его поясу, болтались, словно кисточки. Внезапно Скайельт принялся пинать землю ногой. Он присел с ножом в руках, а потом встал, вытягивая руку, чтобы его находку было видно в свете костра. Люди ахнули.

Это был череп, наполовину забитый землей, наполовину размозженный полученным в древности ударом.

— Веат, — медленно произнес Скайельт, — дау хара мут кефлинга.

Мертвец всплыл на поверхность, словно утопленник. «Как такое возможно?» — подумал Келлхус.

Но ему требовалось думать о вещах более насущных, имеющих практическое применение, а не об этом странном свойстве земли.

Скайельт швырнул череп в костер и обвел яростным взглядом Великие Имена. Спор продолжился, и присутствующие один за другим неохотно согласились со Скайельтом, хотя Чеферамунни сперва отказывался верить в эту историю. Даже экзальт-генерал уступил без малейших проявлений недовольства. В ходе дебатов кое-кто то и дело поглядывал на Келлхуса, но никто не попросил его поделиться мнением. Вскоре Пройас объявил, что Священное воинство покинет Менгедду завтра утром.

Люди Бивня загомонили, с удивлением и облегчением.

Внимание вновь переключилось на Кумора. Жрец, то ли от волнения, то ли опасаясь дальнейших помех, вообще отказался от каких бы то ни было ритуалов и направился прямиком к Саубону. Прочих служителей бога поведение Кумора повергло в замешательство.

— Преклони колени, — с дрожью в голосе велел старик. Саубон повиновался, но прежде выпалил:

— Готиан! Он возглавил атаку!

— Это ты, Коифус Саубон, — повторил Кумор, так тихо, что лишь немногие, как предположил Келлхус, могли его расслышать. — Ты… Многие видели это. Многие видели его, Сокрушителя Щитов, славного Гильгаоала… Он смотрел из твоих глаз! Сражался твоими руками!

— Нет…

Кумор улыбнулся и извлек из широкого рукава венок, сплетенный из ветвей терна и оливы. Среди айнрити воцарилось благоговейное молчание, лишь кто-то один закашлялся. Со стариковской мягкостью Кумор возложил венок на голову Саубона. Затем верховный жрец Гильгаоала отступил на шаг и воскликнул:

— Встань, Коифус Саубон, принц Галеота, Ведущий Битву! И снова присутствующие разразились криками ликования.

Саубон поднялся на ноги, медленно, словно человек, едва не падающий от изнеможения. На миг у него сделался такой вид, словно он сам себе не верил, а потом он внезапно повернулся к Келлхусу, и в свете костра было заметно, что на щеках его блестят слезы. На чисто выбритом лице до сих пор видны были синяки и ссадины, полученные пять дней назад.

«Почему? — говорил его страдальческий взгляд. — Я не заслужил этого…»

Келлхус печально улыбнулся и склонил голову ровно настолько, насколько этого требовал джнан от тех, кто находится в присутствии Ведущего Битву. Теперь дунианин в совершенстве овладел их грубыми обычаями; он изучил тонкие жесты, что превращают приличествующее в величественное. Он знал теперь их суть.

Рев толпы усилился. Все заметили, как эти двое обменялись взглядами. Все слышали историю о паломничестве Саубона к Келлхусу, в разрушенное святилище.

«Это произошло, отец. Это произошло».

Но оглушительные вопли вдруг оборвались, превратившись в вопросительный гомон. Келлхус видел, что Икурей Конфас встал со своего места у костра, неподалеку от Саубона, но лишь теперь услышал, что тот кричит.

— …дураки! — бушевал экзальт-генерал. — Полные идиоты! Вы оказываете почести этому человеку? Вы восхваляете действия, которые чуть не погубили все Священное воинство?

По амфитеатру прокатилась волна насмешек и язвительных выкриков.

— Коифус Саубон, Ведущий Битву! — издевательским тоном выкрикнул Конфас, умудрившись перекрыть шум. — Я бы сказал, Просерающий Битву! Этот человек едва не уложил вас всех! И уж поверьте мне, равнина Менгедда — последнее место, где вам хотелось бы умереть…

Саубон смотрел на него молча, словно лишился дара речи.

— Ты знаешь, о чем я говорю, — обратился прямо к нему экзальт-генерал. — Ты знаешь — то, что ты сделал, было вопиющей ошибкой.

Отсветы костра извивались на его позолоченных доспехах, словно масляные разводы.

Воцарилась мертвая тишина. Келлхус понял, что у него не осталось иного выхода, кроме как вмешаться.

«Конфас слишком умен, чтобы…»

— Трусы видят глупость везде, — разнесся над нижним ярусом мощный голос. — Всякая отвага кажется им безрассудством, потому что они называют свою трусость «благоразумием».

Это поднялся с места Найюр.

Проницательность скюльвенда не переставала поражать Келлхуса. Найюр увидел опасность и понял, что, если Саубон окажется дискредитирован, он сделается бесполезным.

Конфас рассмеялся.

— Так, значит, я — трус, да, скюльвенд? Я?

Его правая рука легла на эфес меча.

— В некотором смысле, — заявил Найюр.

На нем были черные штаны и серый жилет длиной по пояс, Добытый в кианском лагере и оставлявший руки и грудь открытыми. Блики костра играли на вышитом шелке жилета и плясали в светлых глазах скюльвенда. От степняка, как всегда, веяло свирепой силой, заставлявшей окружающих ежиться от непонятной тревоги.

— С тех пор как ты победил Народ, — продолжал скюльвенд, — твое имя окружили почетом, и поэтому ты не хочешь делиться славой с другими. Доблесть и мудрость Коифуса Саубона одолели Скаура — великое деяние, если верить тому, что ты сказал, преклонив колени перед императором. Но поскольку эта слава не твоя, ты считаешь ее фальшивой. Ты называешь победу глупостью, слепым ве…