Изумрудные зубки - Ольга Степнова

– Давай свою тушенку, – согласилась Сычева и пошла на кухню.

* * *

– Вкус очень странный.

Они сидели на кухне и ели китайскую тушенку.

Таня навела тут минимальный уют: отмыла окна, печку, шкафчики и холодильник; нашла на антресолях старый цветной картон, вырезала из него подобие салфеток с «кружавчиками» по краям и устелила ими стол, табуретки, шкафы, подоконник. Кухня стала походить на бумажную шкатулку, какие мастерили из открыток пенсионерки во времена дефицита.

– На икру красную очень похожа, – сказала Татьяна с набитым ртом и положила себе на тарелку из банки еще пару ложечек.

– Да, вкус, словно икру с сыром смешали, – подтвердила Таня. – Очень интересное сочетание. – Она чувствовала себя виноватой и радовалась, что хоть как-то может загладить свою вину.

– Ну надо же, в Китае даже свиньи со вкусом икры! – удивилась Сычева.

На плите засвистел чайник. Таня встала и начала разливать в разнокалиберные, щербатые чашки заварку. Все-таки, она чувствовала себя очень виноватой! Ей хотелось прислуживать, угождать, обихаживать, со всеми во всем соглашаться. Похоже, она и вправду клуша, раз могла беззаботно, бездумно, всучить в подарок камни, обнаруженные в рабочем столе у Глеба.

– Девочки, я обязательно дозвонюсь до Софьи. Она никуда не денется, ведь учебный год еще в самом начале, а камни такие невзрачьненькие, она и не догадается...

– Да ладно тебе, – отмахнулась Сычева. – Директрисой мы займемся завтра с утра. Хуже другое. Даже если мы заполучим камни обратно, как понять, кому их предлагать?! Зельманд – труп. Получается, нужно искать его правую руку, «серого кардинала» Юрия Лескова. Что там в статье про него говориться? «Был отпущен под подписку о невыезде и тут же исчез»! Придется, девки, этого хмыря нам искать, раз милиция не справляется! Думается, именно по его приказу похитили Афанасьева. Танька, дай мобильник! Я свой отключила, а то мне Карантаев звонит каждую секунду.

Таня угодливо протянула Сычевой свой телефон. Сычева вздохнула, перекрестилась, и набрала номер. Этого звонка она боялась, откладывала, но сделать его было нужно.

Четыре длинных гудка звучали долго, целую вечность.

За эту вечность на кухню успел заскочить Паша с большими пакетами и проорать:

– Продал!! Все продал! Розы вмиг разлетелись, по восемьдесят рублей за штуку! Корзинку за двести рубликов какая-то дачница-огородница забрала! Бритни Спирс на Сером Волке за двести долларов влет ушла! Я продуктов накупил! Танька, вот тебе деньги за картину, но двадцать процентов – мои! И рисуй, рисуй еще, народ тащится от твоего искусства! Народ готов за него платить!

– Цыц, стяжатель! – прикрикнула на него Сычева.

– Ой, что это вы едите? Фу-у-у, как воняет! Нет, ну что за город Москва! Все продается, все покупается, все пьется и абсолютно все жрется!! Вот, лопайте! – Он бухнул пакеты на стол. – Тут сыр, колбаса, масло, пельмени, хлеб, яйца и настоящий астраханский арбуз! Он с развальчика укатился, я и прихватил, а чего добру пропадать? Не деньги же за него платить! Одна ягода столько не стоит... – Он все трещал и трещал, когда на том конце провода громыхнул знакомый бас:

– Слушаю!

– Борис Борисыч, вы живы! – облегченно выдохнула Сычева.

– Кто это? – сухо осведомился Овечкин.

– Сычева.

«Дура Сычева», добавила про себя она. Как теперь она будет объяснять свою реплику «слава богу, вы живы!»? Пока она ни за что не готова признаться главному, что была в редакции во время убийства, что видела приоткрытую дверь редакторского кабинета, что за ней кто-то гнался и пытался ее пристрелить. Не готова! Может быть, потом это выяснится, ведь на лестничных клетках камеры, а охранник, кажется, видел, как она заходила в лифт, но это будет – потом. У нее будет время подумать, и за это время она, может быть, найдет Глеба, а не будет «давать показания» в душных прокуренных кабинетах. Только вот как сейчас объяснить свое дурацкое восклицание?..

– Ты уже видела криминальные новости? – грустно спросил Овечкин. – Там у нас такое произошло...

– Видела! – обрадовалась Сычева. – Ой, видела, Борис Борисыч! Господи, как Игнатьева жалко! И за что это на нашу газету навалилось такое, Борис Борисыч?! – запричитала она с несвойственными ей плаксивыми интонациями. – Слава богу, что с вами все в порядке!

– Меня уже вызвали и допросили, – мрачно сообщил главный. – Все это отвратительно. Ты не знаешь, какого черта Игнатьева понесло в выходной на работу? Он вроде не из тех, кто любит посидеть в солнечный день за компьютером.

– Не знаю, Борис Борисыч!

– Стоп. А откуда ты знаешь, что убили Игнатьева?! В новостях не называли фамилию погибшего, а съемок с места происшествия еще не было!

– А... – Сычева медленно сползла на пол со стула. – А...

Нужно было выкручиваться сейчас, немедленно, а не давиться беспомощным «а».

– Борис Борисович! – Она взяла себя в руки и села на стул. Был у нее в обиходе один приемчик: когда собеседник загоняет тебя в угол вопросом, на который нельзя дать ответ, хватай инициативу в свои руки – уводи разговор в сторону, огорошивай, сбивай с толку. – Помните, в нашей газете появлялись заметки о Фонде гуманитарной помощи детям стран Южной Америки, пострадавшим от наркотиков? Кажется, их писала Алябьева из отдела культуры?

– И что? – На том конце повисло такое напряжение, что Сычева почувствовала – ее может шарахнуть током.

– У меня на руках оказалась статья, якобы написанная Афанасьевым. Это очень... скандальная, разоблачающая статья, касающаяся деятельности этого Фонда. Я думаю, этот материал имеет прямое отношение к исчезновению Афанасьева, а, может, и к убийству Игнатьева. Скажите, Борис Борисыч, вы знали, что Глеб готовит такую «бомбу»?

Молчание. Только ухо стало гореть от напряжения, повисшего в трубке.

– Борис Борисович!

– Нам надо увидеться.

– Хорошо, я завтра...

– Сегодня. Сейчас. Немедленно.

– Мне приехать в редакцию?

– Какая к черту редакция?!! – Первый раз в жизни Сычева слышала, чтобы главный орал, срываясь на визг. – Какая редакция?! Ты что, ду-у-ра?! Там сегодня произошло убийство, а ты с разоблачающим материалом – в редакцию! Я жду тебя через час в кафе «Сакура», вернее, в скверике, который рядом с ним. На нашей лавочке! Ну, ты знаешь...

– Знаю, конечно. – В этом кафе время от времени редакция проводила корпоративные вечеринки. А потом они «догуливали» в сквере – курили, болтали, гуляли, а некоторые даже целовались в кустах. Сычева знала сквер вдоль и поперек. – Знаю, конечно!

– Через час жду тебя там, – отрезал Овечкин и нажал на отбой.

Сычева задумалась, слушая дробь коротких гудков: правильно ли она сделала, позвонив Овечкину? Может, и неправильно, но в одиночку бороться с ребятами, которые торгуют оружием на международном уровне, было страшно. Так страшно, что при мысли об этом холодела спина и начинали трястись коленки.