Сталинград. Десантники стоят насмерть - Владимир Першанин

Ночная схватка закончилась быстро. Гарнизон котельной состоял из пяти-шести человек. Один был убит на месте, остальные убежали, не зная, сколько русских на них напали. Пришел капитан Гай с саперами, начали минировать трубу. Я заметил, что деятельный и смелый еврей сейчас нервничает. Было от чего. Мы находились на нейтралке, никак не наступал рассвет, в любой момент нас могли атаковать. Однако атаку почему-то не предприняли. Освещали нас ракетами и пускали мины, на которые мы не обращали внимания, находясь под защитой толстых стен.

Георгий Яковлевич, непривычно суетливый, тревожно поглядывал на груды кирпича, над которыми поднимался обычный для конца сентября утренний туман. Картина оказалась пострашнее, чем редкие разрывы мин. Мы ждали, что из молочной завесы вот-вот появятся вражеские солдаты, но туман, отступая, обнажал по участкам неприглядную картину смерти и разрушений.

Два дома неподалеку превратились в плоский холм битого кирпича, откуда торчали арматурные прутья, спинка кровати, скрученная водопроводная труба. Ветер колыхнул туман сильнее. На высоте трех метров мелькнуло темное пятно, двигался огромного роста солдат в каске с поднятым оружием. У нас не выдержали нервы, открыли огонь из трофейного пулемета и автоматов. Но страшный трехметровый человек оказался зубцом стены. Верхние кирпичи блестели от осевшей влаги, словно металлическая каска, а оружие представляло из себя обломок водопроводной трубы. Я непроизвольно лязгнул зубами и опустил автомат.

— Ничего страшного, товарищ капитан. Фрицы в тумане не полезут, а у нас пулемет имеется — отобьемся.

Георгий Яковлевич, не разделяя моего оптимизма, поторопил саперов:

— Чего копаетесь. Помощь не нужна?

— Справимся, сейчас заканчиваем.

Между тем туман истончался, уходил в небо, обнажая все более неприглядные картины. Рядом с металлической кроватью лежал на спине красноармеец в гимнастерке, задравшейся до подмышек. Судя по одежде и раздувшемуся животу, он находился здесь не меньше недели и погиб в начале уличных боев. Неподалеку увидел знакомого пехотного капитана, лицо неузнаваемо изменило быстрое разложение, я понял, что он очень молод. Один из тех лейтенантов, которые закончили училище перед войной и быстро проявили себя. Путь смелого командира закончился в развалинах города, о котором он, возможно, не слыхал и который стал теперь едва не главным городом страны.

Три-четыре его помощника, в том числе старшина, прилегли возле своего командира. Пытались вытащить, так рядом с ним и остались. Мелькнуло в голове — надо забрать документы погибших (возможно, они числятся без вести пропавшими), но, приглядевшись внимательно, заметил, что карманы мертвых вывернуты. Георгий Яковлевич Гай смотрел на них прибитым взглядом. Чего он так нервничает, мертвецов, что ли, не видел? Между тем ветер поменял направление и дунул в лицо. У смерти запах гниющей плоти, не только отвратительный, но и угнетающий сознание. Невольно представляешь, как твое живое тело становится разлагающейся плотью. Я вдруг понял: всегда хладнокровный капитан Гай теряет над собой контроль, возможно, чувствует беду.

Женя Кушнарев протянул Георгию Яковлевичу трофейный пистолет.

— Возьмите на память, товарищ капитан.

— На кой черт он нужен! — раздраженно ответил командир.

Затем подошел к основанию трубы и поторопил саперов. Дальнейшее происходило, словно в замедленном фильме, когда кадры сменяют друг друга неторопливо, а твои движения помимо воли становятся такими же медленными. Из узкой дверцы у основания трубы выскочил человек и, оттолкнув капитана, пробежал мимо нас. Мы еще ничего не поняли, когда раздалась автоматная очередь, за ней другая.

Второй вражеский наблюдатель, сидевший до последнего момента в трубе, спрыгнул вниз и прокладывал автоматным огнем себе дорогу. Сбитый с ног капитан Гай поднялся, хотел достать из кобуры наган, но получил очередь в упор. Остаток магазина немецкий лейтенант всадил в нашу сторону и сломя голову кинулся в развалины. Все оторопели от такой стремительности. Мы разогнали без потерь гарнизон котельной, захватили станковый пулемет, и вот спрятавшийся в трубе наблюдатель в упор расстрелял капитана и убегал безнаказанный.

Ваня Погода прижимал к щеке ладонь. Сапер рядом с ним выпустил из пальцев вещмешок со взрывчаткой и запоздало испугался. Я вскинул автомат, но немецкий лейтенант убегал грамотно, не забывая бросаться из стороны в сторону. Очередь прошла по кирпичам, выбивая крошево. Лейтенант крутнулся, уходя от пуль, вставил в паз запасной магазин и рассыпал над нашими головами длинную очередь. Я невольно пригнулся и снова промазал.

Но смелость лейтенанту не помогла. Здесь все оказалось против него, выворачивались под ногами битые кирпичи, дорогу преградила изогнутая арматура, которая цеплялась за шинель. Он шагнул в сторону, не оставалось ничего другого, как наступить на вздувшийся труп капитана. Он наступил на него, мертвое тело тоже не пускало, немец поскользнулся и, словно чувствуя последние секунды, обернулся, встречая смерть широко открытыми глазами.

Вчерашний десятиклассник, Женя Кушнарев потерял при эвакуации семью и сейчас не испытывал никаких чувств, кроме мести. Он расстреливал вражеского офицера из трофейного МГ на треноге. Лента вползала в приемник, сыпались блестящие гильзы, вокруг раструба ствола плясало пламя. Пули пробили лейтенанта сразу в нескольких местах. Он свалился, как подкошенный, а пулемет продолжал кромсать тело, пока Кушнарев не разжал рукоятку. Сделал он это с неохотой, месть захватила парня, он перебил бы сейчас всех, кто рискнул сунуться. Наблюдатель лежал рядом с мертвым капитаном, через которого он так и не успел переступить.

Мы подбежали к Георгию Яковлевичу Гаю. Бывший инженер отталкивался от треснувшего асфальта руками, пытаясь сдвинуть свое отяжелевшее тело. Мы перевернули его на спину, кто-то из саперов достал индивидуальный пакет, но перевязывать было бесполезно. Пули вмяли в живот хороший комсоставовский ремень, перебили пряжку. В шинели виднелись многочисленные пробоины, некоторые пули прошли навылет, продырявив живот не менее чем в пяти-шести местах.

В этот момент немцы начали атаку, и наше положение за считаные минуты сделалось безнадежным.

Они обтекали котельную с двух сторон, прячась за грудами кирпича и среди клочьев тумана. Вражеские солдаты не ставили целью взять нас броском и обязательно уничтожить. Они просто выдавливали русских, чтобы вернуть укрепление и хороший наблюдательный пункт. Мы пока не отступали, вели огонь, саперы продолжали торопливо возиться с запалами и взрывчаткой. Георгий Яковлевич Гай чувствовал свою обреченность, стонал, звал на помощь, но людям стало не до него. Из глаз капитана ползли слезы, он пытался вмять ладонями пульсирующий разорванный живот и одновременно подавал команды саперам. Однако ему лишь казалось, что он командует, язык не повиновался и тяжело ворочался во рту.

О его последних минутах рассказал позже Иван Погода, контуженный пулей в скулу и ухо. Он сидел рядом с Гаем и прижимал к ране ладонь. Капитан шевелил руками и никак не мог дотянуться до колена рыжего сержанта. Подбежал сапер.