Сталинград. Десантники стоят насмерть - Владимир Першанин

— Ты бы попросился на другой берег, раненый все же.

— Наверное, попрошусь…

Берег Волги представлял из себя огромный муравейник. Сразу бросилось в глаза огромное количество раненых. Они лежали, сидели под обрывом, переговаривались. Я увидел также горы ящиков и мешков. Здесь же находились штабы, которые размещались в норах, вырытых в обрыве. Шаталось множество военных, наверное, тыловиков. Патрули расхаживали взад-вперед, проверяли документы и цеплялись к любому новому человеку.

Старшина уверенно вел нас мимо лазаретов, ящиков, зенитных установок. Из воды торчала носовая часть баржи. Корма затонула, виднелся лишь край рубки. Деревянный рыбацкий сейнер выбросился на песок, развалился надвое, на досках сидел раненый с перебинтованными руками. Трое тыловиков в добротных шинелях старательно караулили груду барахла, укрытого брезентом. Все трое имели сытые морды и курили хорошие папиросы. Зашелестел снаряд и упал довольно далеко. Тыловики пригнулись, затем дружно бросились на песок, выронив изо рта папиросы. Впрочем, их опасения за свою жизнь оказались не напрасными. Следующий снаряд, наверное, гаубичный, свалился метрах в десяти от кромки берега, подняв фонтан воды, смешанной с песком.

— Здесь не слаще, чем на передовой, — сообщил старшина. — Обстрел днем и ночью не прекращается.

— Пожалеть вас некому, — тут же ввернул Иван Погода.

У когда-то добродушного и смешливого парня характер совершенно изменился. Повязка на голове, немецкие сапоги и автомат МП-40 за плечом показывали, что шагает бывалый боец, который добыл трофеи в бою, уничтожив врага. Комиссар батальона еще наверху пытался заменить Погоде изодранную, пробитую пулями телогрейку, но комбат Рогожин возразил:

— Пусть идет в чем есть. Глянут, как мы воюем.

Телогрейка у Ивана была просто безобразная, торчали клочья ваты, но менять ее там, наверху, значило отобрать у другого бойца более-менее сносную одежку. Наверное, комбат все же приказал старшине переодеть нас. У очередного штабеля ящиков старшина остановился.

— Это наше хозяйство.

Возле хозяйства, как часто бывает в тылу, сбилась кучка снабженцев, поваров, возглавлял их техник-интендант. Без долгих разговоров нам выдали новые телогрейки, теплое белье и шапки-ушанки. Рванье оставили здесь же. Перед визитом к дивизионному начальству перекусили тушенкой с хлебом, запивая обед волжской водой. Река оставалась пустынной, вдалеке кружились чьи-то самолеты, а обстрел, как и говорил старшина, не прекращался. Спасал высокий берег. Большинство снарядов взрывались в воде. Если немцы на холмах снижали прицел, то фугасы падали на край обрыва. Рушились, сползали вниз пласты глины и песка.

Иногда очень точный снаряд ложился на кромку берега под обрывом. Один такой, скорее всего выпущенный из мортиры, упал по крутой траектории и рванул неподалеку. Берег был так густо заполнен, что жертвами взрыва стали десятки людей. К таким вещам здесь привыкли, оттащили в сторону убитых, быстро перевязывали раненых.

— Где погибших хороните? — спросил сапер с чапаевскими усами.

— Здесь же, в песке.

— К весне и следа не останется.

Сапер оказался прав. Безымянные могилы, во множестве выкопанные на прибрежной полосе к весне сорок третьего, сровняло полой водой, а с годами стало вымывать. Проходя вдоль берега, можно было до последних лет видеть потемневшие от времени осколки костей, а иногда черепа. Случилось это не от пренебрежения к павшим. Просто слишком много безымянных могил разбросано по территории города, который представлял осенью сорок второго года гигантское поле непрерывной битвы.

Процедура награждения оказалась торопливой. Комиссар батальона, с которым мы встретились возле штаба, получил новенький орден Красной Звезды, отливающий рубиновой эмалью. Ему же вручили орден для комбата Рогожина, а также несколько наград для других командиров и бойцов. Мне и Ване Погоде дали тяжелые тусклые медали «За отвагу», как говорили, сделанные из серебра. Медалями мы остались довольны. Торжество испортили вражеские истребители, которые сбросили несколько авиабомб.

Даже самая мелкая бомба находила свои жертвы на прибрежной полосе, но и самолеты не остались безнаказанными. Если первая пара сумела отбомбиться, то вторая попала под плотный огонь зенитных установок. Били не только «максимы», но и крупнокалиберные ДШК с ребристыми стволами. Светлячки пуль дотянулись до «Мессершмитта», перехлестнули его от острого носа до хвостового оперения. Летчик был, наверное, убит в воздухе, неуправляемый самолет врезался с громким плеском в воду и мгновенно исчез. Ведомый разбившегося «мессера» решил повторить заход, однако напоролся на очереди счетверенной установки и резко поменял направление. Вслед ему стреляли из винтовок, даже наганов. Тыловики принимали активное участие в войне и торопились закоптить стволы своего оружия. Самолет уже давно исчез в небе, а осмелевшие снабженцы вслед ему продолжали кричать:

— Полетай еще!

— Мы тебе покажем!

Раненые, лежавшие под обрывом, в борьбе с авиацией участия не принимали и с нетерпением ждали, когда их переправят. Они считали, что война для них уже закончилась.

Мы вернулись в хозчасть батальона, где обмыли награды и снова поели, на этот раз горячей каши. Комиссар батальона опрокинул кружку водки и ловко достал зубами орден. Закусывал он слабо, его потянуло на разговоры. Объяснял нам, что со дня на день все изменится, фрицев скоро обязательно погонят прочь. Ваня Погода начальство не слушал и разглядывал медаль с изображением диковинного двухбашенного танка и самолетов. Я тоже осмотрел свою награду, на обратной стороне которой виднелся пятизначный номер и буква «Д».

— Что буква означает, товарищ комиссар? — спросил я.

— Наверное, заводскую серию, — отозвался наш политический руководитель.

Комиссар был доволен своим новеньким орденом и рассчитывал на повышение в звании. Здесь, на фронте, многие быстро продвигались вверх, если не гибли. Будучи ранее комсоргом, он часто находился с нами в окопах, но гибель многих людей отрезвила комиссара. Сейчас он не торопился показывать пример смелости.

— Хороший ты парень, Мальков, — сказал расчувствовавшийся комиссар. — В военное училище тебя отправим.

— А меня? — спросил сержант Погода.

— И тебя тоже, — щедро раздавал обещания подвыпивший руководитель. — Ты у нас просто герой.

Мы уже привыкли не задумываться о завтрашнем дне, но было приятно слышать похвалы в свой адрес. Усатый сапер занимался более прозаическими делами. Он сменил сапоги и стягивал шпагатом тюк из новых телогреек. Старшина предложил и нам захватить кое-что из вещей.

— Днем не пройдешь, — жаловался он. — У меня помощника ранило, берите телогрейки, махорку. Остальное я вечером принесу.

Удалось также раздобыть спирту. Одна фляга предназначалась для подземного гарнизона, который нам так помогал. Нагрузившись вещами и продуктами, решили не ждать темноты. Солнце уже опускалось, полоску берега заслонило тенью, мелкие холодные волны набегали на песок. Медсестра сортировала раненых. Санитары по ее команде уносили умерших, остальные терпеливо ждали, когда их эвакуируют. Некоторые из них не дождутся — ночной путь через двухкилометровую водную полосу очень рискованный. Я вдруг узнал это место. Мы пили неподалеку отсюда пиво, когда приезжали в город за пополнением. Нет в живых Сани Тупикова, и очень возможно, погибла красивая женщина, которой понравился бравый лейтенант Шмаков.