Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью - Сьюзен Спенсер-Вендел

И как сильно любила их мать.

В понедельник, одиннадцатого июня, через два дня после «Мангового безумия», я впервые попросила мужа подтереть меня.

В тот же день я получила предложение опубликовать мою книгу.

Такая вот жизнь. Непредсказуемая и смешная.

Как обычно, я выпустила свой вонючий огурец и вдруг поняла, что не могу больше завести руку за спину и проделать необходимую операцию с точностью самонаводящейся торпеды. Моя правая рука, еще действующая, не повиновалась мне под таким углом. Пальцы скрючились и уже не могли разравнивать квадратики туалетной бумаги.

Джон! На помощь!

Бедный Джон. Мы оба знали, что этот день придет, и потому заранее составили протокол.

— Если мне не придется на них смотреть, то я справлюсь, — сказал Джон. — Так что сначала смывай, потом зови.

— Пора.

Я смыла, и он вошел.

Я раскорячилась, а он наклонил меня вперед так, что едва не поставил на голову.

— Извини, — выдавил он, стараясь не дышать.

Он тер, тер и тер. Мне даже пришлось рявкнуть:

— Хватит! Оставь в покое мою задницу.

В такой момент, как этот, можно и отчаяться. Но я поклялась не иметь с отчаянием ничего общего. К тому же у нас были дела поинтереснее. Например, проверить мою электронную почту.

Я не переставала писать с тех пор, как мне поставили диагноз. Вообще-то, я пишу всю жизнь, но после диагноза пишу в основном о себе: о своих победах и поражениях, о стремлении жить счастливо и умереть с радостью. Я пишу историю своей жизни, на которую смотрю сквозь призму одного потрясающего года.

На Рождество «Палм-Бич пост» опубликовала мою статью о поездке на Юкон с Нэнси. В мае — статью о поездке в Венгрию с Джоном. За всю журналистскую карьеру я не получала столько откликов. Люди писали, чтобы поддержать меня. Кто-то написал, что не плакал семнадцать лет и вот, читая о моих путешествиях, пустил слезу.

Бедный Джон. Женщин просто прорвало от его фразы в моей венгерской статье: «Никакая ты не обуза. Всё — это самое меньшее, что я могу для тебя сделать».

— Но ведь это правда, — грустно сказал он.

Потом, как обычно, все улеглось. Я вернулась к своим друзьям и хижине, планированию поездок и снисходительному подтруниванию над подростковой драмой Марины.

И вдруг позвонил коллега и старый знакомый Чарльз Пасси. Ему понравились мои статьи, и он захотел упомянуть их в своем блоге в «Уолл-стрит джорнал». Это был даже не печатный материал, а просто сетевая заметка на веб-сайте газеты.

Я попросила его упомянуть и о том, что я надеюсь опубликовать книгу, которую сейчас пишу.

На следующий день мне позвонил агент. Он услышал о блоге от друга, который услышал от своего друга… ну, в общем, вы представляете.

Час спустя я уже разговаривала с агентом. Мы болтали обо всем. Он мне понравился. Что тут скажешь!

Питер, агент до мозга костей, принялся объяснять детали. Да что тут объяснять, Питер! Что тут объяснять.

— Я с трудом говорю, — сказала я. — Я почти не могу ходить. Детали меня не интересуют. Я нанимаю тебя для этой работы. Давай выпустим книгу.

И не успела я опомниться, как мне уже названивали продюсеры из Эй-би-си и «Диснея», и у меня появился настоящий нью-йоркский адвокат, бывший главный консультант издательства «Саймон и Шустер».

Стефани помогала мне со звонками, проясняя для всех мою смазанную речь.

— Когда будешь говорить с ребятами из «Диснея», не скупись на крепкие словечки, чтобы они поняли, что я не их клиент, — заранее предупредила я ее.

Скоро поступило предложение от крупного издательства. Я пришла в восторг. Питер вознамерился получить по максимуму.

— Действуй! — сказала я ему.

Дело было в пятницу. На следующий день намечалась манго-вечеринка. Мне нужно было сосредоточиться, чтобы это событие надолго всем запомнилось.

«Все будет тип-топ! — написал мне Питер утром понедельника, пока я сидела на горшке. — БОЛЬШОЕ предложение на мази».

Так что, покончив с вонючим огурцом, я бросилась к телефону. Ну ладно-ладно, Джон взял меня под мышки и повел, шаг за шагом, к хижине на заднем дворе, причем мы долго перебирались через противную ступеньку, ведущую вниз от бассейна. Но мысленно-то я бежала.

Никаких сообщений.

«Будь что будет, — сказала я себе. — Чему быть, того не миновать».

Я отложила айфон. Посидела на ступеньках бассейна со Стефани. Провела какое-то время с Уэсли. Легла в гостевую постель отдохнуть, проглотила пару глотков еды — больше мне все равно было не прожевать, посмотрела «Закон и порядок».

Когда я вернулась к телефону, там была масса пропущенных звонков из Нью-Йорка и сообщений на одну и ту же тему: «Большое предложение!!! Где ты?»

— Зажги-ка мне сигарету! — попросила я Иветт, мою помощницу.

Покурила.

И набрала номер Питера.

— Ты там как, сидишь? — спросил он.

Я была так возбуждена, что даже не придумала достойного ответа.

— Да, дорогой. Я ведь не могу стоять.

Он назвал мне сумму. Она была БОЛЬШОЙ. Ну, не такой большой, как потом писали газеты (даже моя любимая «Палм-Бич пост»), но достаточной, чтобы отправить моих детей в колледж. Чтобы Джон мог оставить работу, если захочет, и выучиться на помощника врача. Чтобы я могла спокойно умереть, зная, что моя семья обеспечена.

— Думаю, нам следует согласиться, — сказал Питер.

— Обещаю, что ты будешь мной гордиться, — заверила я его. — Я в себе уверена. Буду писать до последнего дня.

На лице Джона, когда я сообщила ему новость, отразилась внутренняя борьба. Я знала, о чем он думает. Я сто раз слышала эти слова, читала их в его взгляде: «Знаю, ты хочешь, чтобы я был счастлив. Знаю, тебе нужно, чтобы я был счастлив. Но мне так грустно».

Он переживал смятение. Если бы не моя болезнь, эта книга никогда не появилась бы на свет. Речь шла о моей жизни в обмен на финансовую свободу. Страшный выбор.

— Просто я хочу, чтобы ты была здорова.

— Знаю.

— Я предпочел бы остаться с тобой, а не с этими деньгами.

— Но это невозможно, — сказала я. — Так что будем считать деньги наилучшим возможным финалом наихудшего сценария. Это мой подарок тебе.

В ту ночь я лежала без сна подле мужа и снова и снова думала о том, что нет, видно, худа без добра на свете, они как инь и ян. И никакой это был не выбор. А просто жизнь.