Ночной мороз - Кнут Фалдбаккен

Эли Вестмарк говорила натренированным монотонным голосом и заученными фразами, и все же Валманн заметил, что сквозь ее уверенность и самообладание проскальзывали неподдельные чувства. Эта старшая сестра могла бы быть привлекательной женщиной, если бы приложила к этому минимальные усилия. В своих мешковато сидящих спортивных штанах и слишком облегающем свитере с коротким рукавом, с зачесанными назад и собранными в узел на затылке волосами с проседью, она производила впечатление женщины, не тратящей лишней минуты на созерцание себя в зеркале. Взгляд был холодным и пристальным. Валманн отнес эту проницательность за счет того, что она была слишком глубоко погружена в работу. На руке у нее не было обручального кольца, однако ее мягкая манера держаться наряду с самообладанием и самоуверенностью побудили Валманна отнести ее к категории разведенных женщин, причем, по всей вероятности, довольно давно. Его мысли неумышленно перенеслись на его коллегу Кронберга, которого он совсем недавно покинул погруженным в третью кружку «Гиннесса». Насколько он знал, Кронберг был холостяком, и никогда не был женат. Может быть, причиной тому женщины такого типа, подумал он.

Эли Вестмарк, во всяком случае, не показывала своим видом, что хочет избавиться от посетителя, как-то неуклюже пристроившегося внизу лестницы и ковыряющего ботинком гравий на дорожке. Скупые лучи послеобеденного солнца выглядывали из-за его спины, освещая лицо сестры-хозяйки.

— Мы в отделении думали, что она рано или поздно появится, хотя бы для того, чтобы получить новые рецепты на лекарства. Однако прошло уже полгода, и никто о ней ничего не слышал и не знает, где она находится. — В ее голосе чувствовалась озабоченность судьбой Ханне Ха. Валманн затруднялся определить, была ли то профессиональная забота социального работника либо какие-то личные чувства.

— А не произошло ли прошлым летом в вашем коллективе или в ее окружении чего-то такого, что могло бы способствовать улучшению ее состояния? — спросил он и сразу заметил, что затронул нежелательную для своей собеседницы тему.

— Ханне была как психологический барометр, — начала она после некоторой паузы. — Она спонтанно реагировала на окружение, на людей, на погоду, на происходящее, она была как беззащитный ребенок… — Создавалось впечатление, что в сестре-хозяйке, стоявшей на лестнице, боролись социальный работник и человек с его интимными переживаниями и у каждого было свое мнение. Валманн узнал, что Ханне Ха постепенно стала более доверчивой и открытой, у нее сложились хорошие отношения с персоналом и она с нетерпением ждала, когда сможет жить самостоятельно, хотя все еще нуждалась в поддержке и помощи. Поэтому всех так удивило ее неожиданное исчезновение, более того, оно вызвало беспокойство в отделении. Ханне Ха имела большое влияние на окружающих. — Однако, — поторопилась заметить Эли Вестмарк, — попытки убежать — довольно обычное дело в их среде…

Эти последние слова были сказаны с таким выражением лица, будто она с облегчением вступила на твердую почву, после того как явно заблудилась в опасном болоте.

— Вовсе не так легко понять таких людей, — добавила она, многозначительно взглянув на кажущегося вполне нормальным молодого человека, который проходил мимо, размахивая граблями с таким выражением лица, как будто он не понимал, где он и что делает.

Валманн также смотрел на него некоторое время и думал, что если бы ему дали грабли и заставили грести уже чистые дорожки, то и у него было бы такое же выражение лица.

— Сегодня добрые и послушные как ангелочки, — подытожила Эли Вестмарк, и здесь медсестра одержала в ней верх над человеком. — А назавтра бешеные чудовища. Вот с такими приходится здесь иметь дело, господин старший инспектор. — Она скрестила руки на груди, и Валманн почувствовал, что аудиенция подходит к концу.

— А не было ли у нее особых отношений с кем-нибудь из персонала? — спросил он, не думая, что вопрос может оказаться провокационным, пока не увидел, как изменилось выражение лица Эли Вестмарк.

— Ну, пожалуй что и так, — ответила она, моргнув несколько раз. — Вот я здесь постоянный работник. Я хорошо всех знаю. Так что у меня с Ханне были хорошие, доверительные отношения.

— А не рассказывала ли она вам что-то личное? Что могло бы подсказать, куда она могла податься, уехав отсюда?

— Она… ну в общем… — По лицу Эли Вестмарк промелькнули различные выражения, под тесным розовым свитером ощущалось частое прерывистое дыхание. — Она прислала мне открытку.

— Открытку? Уже после отъезда?

— Да.

— А вы ее кому-нибудь показывали? В больнице или в полиции? Вы понимаете, что мы вот уже месяц как разыскиваем Ханне Хаммерсенг?

— Да нет… Мне показалось, что содержание такого личного характера, что не представляет интереса для посторонних.

— У вас сохранилась эта открытка?

— Да… Я думаю, что да…

— Могу ли я ее увидеть?

Она колебалась. Кончики ее ушей стали ярко-красными.

— Ведь знаете, я могу приказать вам показать мне открытку — ведь это возможная улика в деле об убийстве.

— Речь идет об убийстве?

— Я должен проинформировать вас о том, что сокрытие или уничтожение улик в деле об убийстве наказуемо.

— Дело об убийстве? — повторила она тоненьким голоском. Строгость и неприступность исчезли, и на ее лице появилось умоляющее выражение, как будто она хотела взять обратно свои слова и просила оставить ее в покое. Однако именно этого Валманн не мог ей предложить.

— Покажите мне открытку.

— Да-да… Подождите немного… — Она повернулась и побежала в дом.

Человек с граблями дошел почти до самого места, где стоял Валманн. Вот они уже стоят бок о бок на узенькой дорожке — один с граблями, а другой — засунув руки в карманы и ожидая, когда вновь появится Эли Вестмарк. Как две фигуры в театре абсурда, подумал Валманн, «в ожидании Годо».

— Не надо было тащить ее в церковь, — произнес неожиданно молодой человек, как будто в воздух.

— Что-что?

— Она потащила ее в церковь. Думала, что это ее «излечит». А получилось совсем наоборот.

— Ты хочешь сказать, что Эли Вестмарк повела Ханне Ха в церковь?

— Эли религиозная, — объяснил юноша. На его лице по-прежнему было такое выражение, будто он искал какой-то прутик или камень, еще не попавший под грабли. Он говорил так, как будто рядом никого не было. — Ханне тоже была немного религиозна, но только на хипповый манер — всякие там индийские боги и прочее. Эли, этой лицемерной хрычовке, такое не нравилось, и она потащила Ханне в церковь, к Иисусу. Это ее и доконало. Вот она идет. Спросите у нее, кто приходит к ней в комнату, когда она вечером дежурит. Спросите, не сторож ли это… — И он усердно начал сгребать с газона воображаемые сорняки.

— Вот она. Я была в самом настоящем шоке… — Эли Вестмарк держала в руках на первый взгляд совершенно обыкновенную открытку с видом Хамара — центральной площадью и белым собором на церковной горке. Но когда Валманн внимательнее разглядел ее, он заметил, что кто-то пририсовал человеческую фигуру, сидящую прямо на шпиле собора. Это была голая женщина с дьявольским выражением лица и человеческими головами в руках. Внизу на картинке, на изображении площади с цветочными ларьками было написано: «Кали пришла!»