Ночной мороз - Кнут Фалдбаккен

На обратной стороне было неровным почерком нацарапано: «Иди к своему богу, а я пойду к моему. Твой бог злой. А мой еще злее. Я всех вас уничтожу! Кали».

— Кали?.. — Валманн вопросительно посмотрел на Эли Вестмарк, полностью утратившую свой строгий и авторитетный облик и выглядевшую испуганной и озадаченной.

— Я ведь говорила, что у Ханне случались приступы… — Ее голос звучал неуверенно. — Она впадала порой в религиозные размышления и отождествляла себя с чужими богами. Это было… чудовищно! — Теперь голос звучал почти возмущенно.

— А Кали, кто это такая?

— Это их божок, один из дьявольских божков, в которого она перевоплощалась. Когда она называла себя Кали, то становилась совершенно невозможной, отвратительной. Это было… ужасно! Не по-христиански!

— И тогда вы решили взять ее в церковь?

— Но у нее были и хорошие периоды. Она раскаивалась, плакала… Я подумала, что она, возможно, найдет утешение и совет у Господа нашего Иисуса Христа. — Валманн заметил, что Эли Вестмарк вытащила тоненькую золотую цепочку с маленьким крестиком, которая была у нее, очевидно, под свитером. Она перебирала пальцами крестик, как будто хотела найти защиту от злых духов.

— А руководству известно, что вы занимаетесь такой вот «терапией»?

— Это была вовсе не терапия, — ответила Эли, вновь обретая свой самоуверенный тон. — Ханне пошла со мной добровольно. Она даже просила меня взять ее с собой. Она хотела пойти к Иисусу.

— Вы думаете, что человеку, страдающему от религиозных заблуждений, пойдет на пользу норвежское воскресное богослужение? «Замучен при Понтии Пилате. Был распят, умер и похоронен…»?

— Никому не может повредить встреча с Господом нашим, — ответила Эли Вестмарк с глубокой убежденностью в голосе. Она крепко сжимала маленький крестик, как будто хотела выдавить из него каплю крови. — Ханне понравилось в церкви. Она даже пела псалмы.

— Ну и что?..

— Но когда пастор начал говорить про Авраама и Исаака, она выбежала вон.

— Вот оно что, — заметил Валманн. — Жертвоприношение сына.

— Вы знаете? — Голос Эли Вестмарк дрожал, казалось, она вот-вот заплачет, а ее пальцы судорожно теребили крестик.

— Я, пожалуй, возьму ее, — сказал Валманн и помахал открыткой. — Спасибо за помощь, госпожа Вестмарк. Наша беседа была очень полезной.

— Знаете, я бы не очень хотела вмешивать личные отношения в работу, — произнесла Эли почти умоляюще. — Если доктор Мёглер…

— Этот разговор останется между нами. Но возможно, что вас вызовут на допрос в полицию. Но это будет чистая формальность.

— Спасибо. — Повелительный тон в ее голосе уступил место смирению и покорности, и властная старшая сестра превратилась в маленькую пешку в большой игре в закон и справедливость. Так оно и должно быть, подумал Валманн, как будто нуждался в защите своей позиции. Он никогда не чувствовал себя комфортно в роли представителя закона и давно понял, что ему никогда не дослужиться до начальника управления. Он просто-напросто недолюбливал властность и авторитет, как чужой, так и свой собственный.

— В этом наша работа, — сухо ответил он и повернулся, собираясь уйти.

— Да здравствует Иисус! — раздалось ему вслед. — Помните это, господин Валманн! Вам в вашей работе Его благословение тоже нелишне!

— Несомненно, — пробурчал Валманн и медленно пошел назад по узкой дорожке. Ему и впрямь не помешало бы немножко божественной проницательности, чтобы связать воедино эту бесконечную цепочку кажущихся противоречий, составляющих дело Хаммерсенгов. Хоть капельку Божьей милости! Он бы не отказался.

Больница в Сандеруде была живописно расположена на зеленом лугу, спускавшемся вниз к реке Свартельва на расстоянии нескольких сотен метров от ее впадения в бухту Акерсвика. Несколько зданий четко вырисовывались на фоне темного хвойного леса с проблесками разбросанных тут и там стаек стройных берез.

«П.М.Мёглер. Главврач», — гласила надпись на двери в офисное здание. Перед дверью был припаркован новенький «Ауди 8». Валманн поставил свой «мондео» несколько поодаль.

— Главврач не принимает вне часов приема, — пропищала молоденькая секретарша, которую, судя по внешности, взяли на работу не только по профессиональным качествам. У нее на столе не было ни одного листа бумаги, а экран компьютера зиял черной пустотой. Даже непонятно, что она тут делала после окончания рабочего дня.

— Но меня-то он наверняка примет, — произнес Валманн и показал свое удостоверение. В тот же момент он отключил свой мобильник, демонстрируя тем самым, что он человек воспитанный.

Главврач оказался приятным, несколько рассеянным человеком лет шестидесяти. Он выглядел отлично — мускулистый, моложавый и аккуратно одетый. Рыжие волосы с проседью были коротко острижены по моде того времени, когда он конфирмовался. Он встретил посетителя с вежливым выражением скуки на лице, как будто ничто не могло удивить или тронуть его после шестнадцати ноль-ноль. Валманн обратил внимание на то, что его новенький и блестящий «ауди» был припаркован таким образом, что просматривался из окна.

— Чем обязан?.. — Мёглер был человеком старой выправки и любил вежливые формулировки. Он даже несколько грассировал, произнеся свою фамилию: Мёглер.

Валманн вкратце обрисовал, почему его интересует Ханне Хаммерсенг.

— Ну, я, конечно, мало что могу сообщить вам, ведь речь идет о пациентке нашей больницы, — начал Мёглер и откинулся назад в кожаном кресле с высокой спинкой. Однако выражение его лица позволяло предположить, что он все-таки кое-что расскажет. — Давайте скажем так: пациентка Ханне Ха или… не знаю, под каким именем она выступает в настоящее время, вызывала общий интерес. И не только потому, что принадлежала к поистине трудным пациентам. Ее случай был особенно сложным, потому что картина болезни была крайне нестабильной. Для шизофреников в общем-то характерна быстрая смена настроения, но в случае с Ханне Хаммерсенг… Может, попросить Биттен принести нам по чашечке кофе? — Он нажал на кнопку внутренней связи и, не дождавшись ответа, произнес: — Не будешь ли так добра принести мам кофе? Господин… — Он растерянно посмотрел вокруг, пока не заметил визитную карточку Валманна посредине стола. — Мы с господином Валманном задержимся здесь на некоторое время. Большое спасибо. Итак… ведь наша беседа носит частный характер, не так ли? — Валманн кивнул. Пусть Мёглер сам отвечает за разглашение служебной информации. Доктор несколько наклонился вперед, вытянул руки и сплел пальцы. — Значит, в случае с Ханне Хаммерсенг колебания в настроении были огромны. У нее могли быть длительные периоды нормального поведения, которые совершенно неожиданно сменялись чудовищными взрывами сексуальной агрессивности. Если бы она не принимала лекарств, то могла бы представлять реальную опасность для окружающих. Мы отметили явное улучшение во время ее пребывания у нас, она привязывалась к людям в отделениях, где находилась. Особенно к одной работнице социальной сферы, которая помогала больным, но та, к сожалению, уволилась. У нас проблемы с текучестью кадров, понимаете, молодые женщины выходят замуж, рожают детей и так далее… — Мёглер непринужденно болтал, как будто пересказывал содержание романа, в котором Ханне Хаммерсенг была одним из персонажей. Его речь была складной и лилась плавно, он проявлял явный интерес к отклоняющемуся поведению пациентки, но, видимо, его совершенно не заботили закон об охране прав личности и обязанность врача хранить служебную тайну. Валманн обратил внимание на то, что доктор все время говорил о Ханне Ха в прошедшем времени, как будто ее судьба относилась к давно минувшим дням.