Клиническая ложь - Ирина Градова

– Я же обещала, верно? – улыбнулась она.

Мономах выглядел свеженьким, как молодой огурец, – почему-то ей пришло в голову именно это сравнение.

Интересно, что изменилось с их последней встречи, когда она заметила круги под глазами и морщинки, которых раньше не было? Создавалось впечатление, что его что-то тяготило, а теперь отпустило, но она не решилась задавать вопросы, хоть и сгорала от любопытства.

Они подошли к постовой медсестре.

Алла держалась чуть позади. Как ни боролась с собой, она всякий раз испытывала чувство неловкости, оказываясь в больнице. Возможно, это ощущение возникало из-за подсознательного страха за собственное здоровье, в глубине души свойственного каждому человеку, не являющемуся медиком. Хотя, вполне вероятно, и оттого, что в больницах Аллу посещала мысль, что в них царит какой-то особый дух, понять который человеку непосвященному в проблемы медицины не дано: похожее ощущение она переживала в церкви. Она напоминала себе, что врачи – такие же люди, как и все остальные, у них те же проблемы и тревоги, но все равно не могла отделаться от странного чувства, что, переступая порог медицинского учреждения, оказывается в чуждом мире, отделенном от остальной жизни непреодолимой стеной, и в этом мире царят свои порядки и отношения, не подчиняющиеся законам общества и природы. Поэтому она и в этот раз решила предоставить действовать «аборигену»: Мономах тут как рыба в воде, поэтому справится с наведением справок гораздо лучше нее!

– Хорошая новость! – объявил он Алле, перекинувшись парой слов с девушкой в белом халате. – Паренька перевели в общую палату.

– Действительно, отличная новость! – кивнула Алла. – Так куда нам теперь?

– В нейрохирургию. По хорошему, его бы надо было класть к нам или в травматологию, но у нас все забито, а заведующий «травмой» Тактаров… короче, это не имеет значения: благо, что нашлось место там, где Кац за ним приглядит!

Войдя в палату, Мономах орлиным взором окинул пять коек, две из которых пустовали, высматривая нужного пациента. Тот оказался на самой дальней, у окна.

Парень представлял собой плачевное зрелище: на обеих ногах и плече – полимерный гипс, на голове – повязка, под глазами – огромные синяки, уже приобретшие желтовато-зеленый цвет, отчего само лицо выглядело болезненным.

Пациент поднял глаза, и Алла едва не подпрыгнула, как будто наступила на гвоздь.

– Пегов? – чуть ли не вскрикнула она. – Леонид Пегов, верно?!

Узнать парня с фотографии из альбома, просмотренного в детском доме, было нелегко, но у Аллы была профессиональная память на внешность: она не могла ошибаться! И испуганное выражение, появившееся на распухшем лице паренька, давало понять, что Алла права и перед ней именно Леня Пегов, близко общавшийся с погибшими Ладогиной и Субботиной!

– Вы что, знакомы? – недоуменно спросил Мономах, переводя взгляд с Аллы на пациента.

– Даже не знаю, что сказать, Владимир Всеволодович, – с трудом преодолев замешательство, медленно ответила она. – Вы, как всегда, полны сюрпризов!

– Но откуда вы знаете… Леонида, да?

– Я понятия не имею, кто она такая! – хрипло проговорил больной.

Он был похож на загнанного зверя, которому некуда бежать, но он все еще надеется на чудо. Его умоляющий взгляд устремился на Мономаха, словно ожидая, что тот выгонит эту незнакомую женщину вон, защитит его, не даст в обиду, ведь больница – его вотчина.

– Мы не знакомы, – ответила Алла сразу обоим. – Вернее, я знаю Леонида заочно: мне рассказывала о нем Евдокия Георгиевна Жирикова…

– Тетя Дуся? – вырвалось у парня, очевидно помимо собственной воли – он тут же прикусил язык и опустил глаза.

Но Алле только это и требовалось: только что Леонид Пегов подтвердил свою личность, а также доказал, что он не просто в здравом уме, но и в твердой памяти, и вся его «амнезия» – не более чем уловка. Только вот какова его цель? Имеет ли он отношение к гибели девушек или является такой же жертвой, как они?

Вероятность, что Леня Пегов оказался на больничной койке в результате нелепой случайности, Алла даже не рассматривала.

– Так значит, Суламифь права: ты не терял память! – обрадовался Мономах. – А мне уже начинало казаться, что я все себе напридумывал!

– Я понятия не имею, кто эта женщина! – воскликнул паренек, беспомощно озираясь.

Двое других больных не проявляли к происходящему интереса – видимо, они находились не в лучшем состоянии, оно и понятно, ведь отделение тяжелое.

– «Эта женщина» – следователь из Следственного комитета, – пояснил Мономах больному. – Не бойся, она может помочь!

– Могу, – подтвердила Алла, прежде чем Пегов успел возразить. – Если ты все мне расскажешь, я, скорее всего, сумею тебя защитить. Ты ведь этого боишься, да? Того, что с тобой произойдет то же, что и с Дарьей? И с Марией?

– С Да… Откуда вы знаете Дашку? С ней что, что-то случилось?!

– А что, собственно, здесь творится? – раздался грозный окрик за их спинами.

Мономах и Алла одновременно обернулись. В дверном проеме, подбоченившись, стоял немолодой мужчина в белом халате, и вся его поза говорила о крайней степени раздражения.

– Это, Алла Гурьевна, лечащий врач нашего паренька, Анатолий Дуров, – спокойно представил его Мономах.

– Я-то лечащий врач, да, а вот кого это вы, Владимир Всеволодович, таскаете в отделение, где лежат, между прочим, тяжелые послеоперационные больные?!

– Насколько я понимаю, ваши больные уже переведены из палаты реанимации, так? – нахмурился Мономах. – Выходит, они вне опасности! Кроме того, если бы вы не начали сразу кричать, а дали себе труд понаблюдать за происходящим, то заметили бы, Анатолий Тимофеевич, что мы не отплясываем лезгинку, а мирно беседуем, никого не беспокоя.

Анатолий Дуров относился к тем врачам, которые тяжело восприняли отстранение от должности бывшего главного врача Муратова.

Насколько знал Мономах, Муратов прочил его в заведующие отделением: его уже дважды обошли при назначениях, и Дуров снова остался в дураках! Он по какой-то причине связывал случившееся с Мономахом и был неправ, но Мономах не собирался ему ничего доказывать: в конце концов, они не были приятелями и по работе сталкивались редко.

– Выйдите! – потребовал Дуров, делая пару шагов вперед, – очевидно, это должно было выглядеть угрожающе, но никто не испугался.

Кроме, пожалуй, Пегова, который практически слился цветом лица с желтовато-белым постельным бельем.

– Доктор, мне очень жаль, но мы никуда не уйдем, – твердо сказала Алла, вытаскивая свои «корочки» и сунув их прямо под нос врача. – Так уж вышло, что ваш пациент – важный свидетель по делу о двух убийствах, и я не советую вам вмешиваться!

– Убийства! – крякнул Дуров, и на его и без того мрачной физиономии появилось странное выражение. – Значит, наш доктор Князев снова вляпался в какую-то грязную историю, а заодно хочет втянуть в нее и нас!