Век-волкодав - Андрей Валентинов

Кречетов поглядел на стену, приметив тяжелый черный кабель, укрепленный под самым потолком. Электрическое освещение плохо сочеталась с древними выщербленными ступенями, впрочем, как и сам дворец со стальной башней-гиперболоидом. Прав Кибалка-паршивец, не все им в Пачанге показали, куда больше спрятали!..

Рядом негромко чертыхнулся товарищ Мехлис, угодивший ногой в широкую трещину. Не упал, успев схватиться за стену.

— Долго еще? Неужели нам так надо идти в эту дыру?

«Чекист» остановился, покачал головой:

— Это великая честь. Внуки ваших внуков будут гордиться вашей удачей.

Ответный вздох пламенного большевика был полон сомнений. Кречетов и сам был не слишком доволен ночным путешествием. Тайные переговоры — это понятно. Но зачем так глубоко? Или думают страху нагнать?

Про ужасы храмовых подземелий красный командир было немало наслышан, но искренне считал, что виденное на войне перекрывает эти страшилки на раз. Скелеты в цепях, черепа, фосфором смазанные, завывающие призраки в простынях с синей госпитальной печатью… А газовую атаку не хотите?

— Пришли…

Дверь — не золотая, не бронзовая, а самая обычная, старого потрескавшегося дерева. Электрический фонарь наверху, медная бляшка вместо ручки.

— Мне дальше нельзя.

Товарищ Ляо улыбнулся уголками губ, кивнул:

— Да будет милостиво к вам Высокое Небо! Входите!..

Переглянулись. Иван Кузьмич взялся за бляшку, потянул к себе.

— Факир по имени Нанда, — без всякого почтения бросил непримиримый Мехлис. — Прием по личным вопросам в персональном погребе.

* * *

Товарищ Кречетов привычно полез в карман полушубка за папиросами, но вовремя спохватился. Курить, конечно, хотелось, но лучше не искушать судьбу и не обижать хозяев. Факира Нанды за дверью, правда, не обнаружилось, равно как и черепов с костями. Все те же голые стены, каменные лавки по бокам, кресло посередине, тоже каменное. Черные провода, тускло горящие лампы. А вот насчет привидений…

— То есть, как улетел? — хмуро вопросил барон Унгерн. — Господа большевики, да вам же ничего поручить невозможно. За птицей не уследили!

— А вы нам поручали? — огрызнулся товарищ Мехлис, меряя шагами пустой полутемный зал. — Бежали быстрее лани, Гришку своего бросили. За вами наверняка и полетел, бедняга. Нашел с кем связаться!

Барон их и встретил — молчаливая черная фигура, издали похожая на высохшую мумию. Вскочил с каменного пола, подбежал. Узнав, зарычал негромко, упал на каменную скамью, отвернулся.

Исчезновение филина Гришки расстроило бывшего генерала более всего.

— Думал, помру, а птице вольная выйдет. Подлечится, подкормится и тогда уж… Как ему лететь-то было? Крыло не срослось!..

Унгерн дернул себя за ус, поглядел искоса.

— Значит, тоже пригласили? Говорил я им, предупреждал, что с масонами дел иметь нельзя. Ну, да теперь все равно. Если вы, господа, живыми отсюда выберетесь, не забудьте то, что я говорил. Господин Кречетов, главной целью наступления на Тибет должен стать монастырь Шекар-Гомп. Он хорошо укреплен, техники и людей там побольше, чем Пачанге.

— Все не уйметесь? — перебил Мехлис, без особого интереса осматривая пустое каменное кресло. — Или вас уже с командования погнали?

Барон медленно встал, поправил испачканный в пыли халат.

— Синее небо видели? Синее и красное… Это лишь тень, отражение того, что сейчас происходит на Седьмом — Истинном небе. Пачанг против Шекар-Гомпа, Слоненок против Головы Слона. Вот она, великая битва! Я должен был в ней участвовать… Монголия, Сайхот, Бурятия, Тибет — последний остаток неиспорченного проклятым европейским прогрессом человечества. Ошибся — и погубил все дело… Вы знаете, господин комиссар Мехлис, что Богдо-гэгэн, которого я посадил на престол в Урге, уже вел переговоры с вашей Столицей о признании независимости Монголии? Большевики требовали только одного — вывода из страны моей Азиатской дивизии. Все шло по плану, я уже собрался выступить на запад, чтобы разобраться с неким господином Кречетовым и захватить Сайхот. Увы, искусили!.. Ну, я вам, кажется, рассказывал. Думал, все же простят, доверят новую попытку…

Договаривать не стал, вновь присел на камень, отвернулся.

— Значит, всюду нагрешили, — констатировал представитель ЦК. — Знаете, Иван Кузьмич, это, пожалуй, выход. В СССР данного гражданина расстреливать не стали, нам это тоже не с руки. Пусть местные товарищи вопрос решают. С кем вы там спутались, гражданин Унгерн? С тенью мадам Блаватской? Или с самим Гришкой Распутиным в виде гаитянского зомби?

Не получив ответа, Лев Захарович поглядел вверх, на утонувший во тьме каменный свод.

— Кстати, насчет местного руководства. Вы не находите, товарищ Кречетов, что с их стороны это не слишком вежливо — пригласить в музей и даже экскурсовода не выделить?

— Вы должны разгадать загадку…

Мехлис дернулся, обернулся резко… Иван Кузьмич отреагировал куда спокойнее, хотя в ушах зашумело, а кончики пальцев впились тонкие невидимые иглы. Спасибо Чайке предупредила. Тиншань Дех`а — Небесные слова…

— Учитель показал ученикам разрисованный с двух сторон лист бумаги. Затем спросил…

— …В каком случае они не смогут увидеть рисунки, если они не слепы, а солнце светит ярко, — нетерпеливо перебил Лев Захарович. — Товарищ! Мы ценим и уважаем местные народные обычаи, но все-таки рассчитываем на соблюдение азов дипломатического протокола. Надеюсь, за живой водой вы нас посылать не станете? Иван Кузьмич, мне самому ответить — или вы за труд не сочтете?

Кречетов неуверенно кашлянул, вспомнив, что ответа у него целых три, один другого лучше. Пламенный большевик нетерпеливо дернул плечом:

— Тогда я сам. Если повернуть лист бумаги обрезом к себе, то мы ничего не увидим. Только тень.

Красный командир мысленно выразил благодарность Иван Кибалкину, а заодно сделал в памяти зарубку, дабы поговорить по душам с товарищем Мехлисом. Знал ведь ответ, а молол чушь про партийный приказ!

— Только тень, — негромко повторил невидимый голос. — Значит, вы не должны удивляться.

Тени Кречетов не увидел. Свет стал ярче, сильнее закололи невидимые иглы, чаще и резче забилось сердце. Он даже не почувствовал — угадал легкое движение воздуха совсем рядом. Сумрак отступил, забился под самые своды, на каменном кресле вспыхнули маленькие серебряные огоньки.

— Приветствую гостей, званых и призванных. Я мог бы надеть маску, но так будет честнее. В утешение могу сказать, что я тоже вас вижу с большим трудом. Мой здешний титул — Брахитма Ракхваала, европейцы называют меня Блюстителем. Хотел бы представиться настоящим именем, но это невозможно. Как-то я попытался сделать точный перевод. Короче всего получилось по-английски — всего двадцать восемь слов. В Пачанге и на Тибете меня называют Шинхоа Син. Если перевести на русский, то получится… Ну, скажем, «товарищ Белосветов». Будем знакомы, товарищи!