Последнее звено - Виталий Каплан

Одет он был в лазоревого цвета балахон, доходивший ему до щиколоток, – оттуда виднелись даже не сапоги, а самые банальные серые валенки.

Оружия седовласый не имел.

– Тимофей, делай, – негромко произнес он, и один из стражников сейчас же метнулся ко мне, заломил руку за спину, швырнул на колени. Я попытался дернуться – и ощутил у горла холодное лезвие.

– Понял, Буня? – доброжелательно спросил седой. – Ну так брось свою стрелялку. Толку-то в ней? И не пяться ты к своей крысиной норе. Про ход в овраг мы знаем, там тоже сторожат.

– Да, логика в этом есть, – признал Буня и аккуратно положил арбалет на пол. Затем выпрямился и в упор посмотрел на седого.

– Ну, здравствуй, Буня, здравствуй, – весело произнес тот. – Давненько мы не виделись. Еще, пожалуй, с той поры, как ты архивы наши в порядок приводил. И ведь ценный ты был работник, Буня. Что ж так-то? Было у тебя благородное имя Акакий, высокое образование, уважение людское – а стал кем? Буня, ворон тверских «ночных». Тьфу…

– Значит, Митя, были у меня причины, – помолчав, ответил Буня. – Не уверен, правда, что ты их поймешь, но в любом случае не сейчас же нам полемику затевать. Успеешь еще в допросной…

– Тоже верно, – согласился седой Митя. – Да, – указал он на меня, точно только сейчас заметив, – а это кто? Один из твоих подхватных?

– Почему так решил? – спокойно спросил Буня.

– Потому что придельного так легко бы Тимоша не взял. Повозиться бы пришлось, железом побренчать…

– А подумать? – ухмыльнулся Буня. – Третий вариант в голову не пришел? Холоп это мой, обзавелся вот недавно.

– Холоп? – похоже, Буня сумел по-настоящему удивить седовласого. – Зачем тебе холоп, Буня? Ты же…

– Стареем мы, Митя, стареем, – Буня говорил с такой интонацией, будто они сидели с Митей в пивной, вспоминая молодость. Будто не прижался он лопатками к стенке и не нацелены на него сразу три коротких и, как я знал, очень опасных в ближнем бою копья.

– Эко удивил, – прищурился седовласый. – А холоп-то с какого бока?

– А подумать? – Буня мастерски изобразил удивление. – Уход за мной нужен. Бельишко постирать, снадобье вовремя подать, сбитеньку целебного заварить. Обед сготовить… У меня ведь, к твоему сведению, желудок больной, мне отдельно от стаи питаться надо. Ну и много там чего по мелочи. Подхватных на такое ставить не хочу, унизительно ребятам покажется. Не для того они в стаю пришли, чтобы старику горшок, извини за подробность, подавать. Ну вот… Недавно и прикупил. С деньгами, сам понимаешь, вопросов у меня нет. Озадачил одного из своих придельных, он где-то за полторы гривны и сторговал. У кого-то из проезжих купцов…

– Что, без бумаг, без пошлины в городскую палату? – развеселился седовласый.

– Да, представь себе, Митя. Еще один грешок можешь записать на мой счет. Зачем мне бумаги? Кому я должен право собственности доказывать? Да и светиться лишний раз моему человеку не с руки… Пошлина-то ладно, а на чье имя записывать? Ну, сам сообрази.

– Вот уж не думал, Акакий Акакиевич, что изменишь ты прежним своим взглядам. Помнишь, как мы про то спорили? И ведь ты меня тогда под орех разделал… Ну да ладно. Пускай холоп. Гена, – велел он кому-то из стражников, – глянь у мальчика колечко.

Меня ухватили за левую руку, задрали рукав.

– Кольца холопьего нет, – басом доложил Гена. – А вот след от кольца виден. Полоска-то на коже белеет.

– Что скажешь, Акакий? – прищурился Митя.

– Было у парня кольцо, – признал Буня. – Да только вот я снял его. Зачем моему человеку лишняя примета? Да и неприятен мне вид этих колец, ты же знаешь…

– Звать-то холопа как? – по-прежнему игнорируя меня, поинтересовался Митя. Хорошо, мне хватило ума не возмутиться.

– Звать его Андрюшкой. Умом, прямо скажу, не блещет. В детстве, видать, по голове били многовато. Но послушен, расторопен… Словом, удачная покупка.

– Что ж, – усмехнулся седовласый. – Как-нибудь уж мы с этим твоим имуществом разберемся. Что ж, Буня… Пора нам. Ты уж не обижайся, но придется тебя связать. Старичок ты прыткий, невзирая на хвори…

Это был последний день, когда я видел Буню.

2

В тверской темнице я просидел недолго – всего остаток дня да ночь. Никто меня ни о чем не спрашивал, в колодки не забивали. Даже тюремная похлебка оказалась вполне съедобной. Только вот спалось погано.

А наутро меня повезли в Кучеполь.

– Там уж с тобой разберутся, в столичном-то Приказе, – на прощанье услышал я от какого-то жирного начальника, вышедшего проводить узников.

Увы, Буни среди них не было. Едва нас выволокли из дома, седой Митя велел везти меня в Приказ и там «ну, как обычно». А Буню, связав ему за спиной локти и ноги в щиколотках, на руках унесли в другие сани. «С тобой, Акакий, у нас будут долгие беседы».

В доме, конечно, оставили засаду – надо же вылавливать и остальных членов стаи. Бедный Толик… Опять ему не повезло.

Я успел уже догадаться, что старенький Митя – не из Уголовного Приказа, а из Ученого Сыска. Лазоревый балахон – деталь очевидная, да и манера держаться все-таки отличалась от приказной. Возможно, и стражники тоже оттуда, а форма Уголовного Приказа – только маскировка… Оставалось понять – от кого.

Подали сани – огромные крытые розвальни, запряженные тройкой гнедых жеребцов. Помимо меня, везли еще четверых арестантов, но места хватило бы и на десятерых. «Вагонзак», – мысленно обозвал я это сооружение.

В колодки забивать не стали, но всем пятерым надели на ноги кандалы, соединили их тонкой стальной цепью. Охраны было немного – двое стражников сели с нами, плюс еще двое верховых. Ну и возница, конечно, тоже вояка, тоже при сабле и кольчужном шлеме поверх теплой шапки.

О нас позаботились – выдали тулупы и валенки. «Ехать долго придется, в Кучеполе только к ночи будем», – пояснил один из стражников. Интересное дело – в усадьбу Лыбина путь занял три дня, а тут – всего-то несколько часов… Даже если сделать поправку на неторопливость обоза – это с какой же скоростью должны гнать лошади?

Оказалось, именно с той скоростью и гнали, с какой надо. Перед отправлением появился какой-то хмырь в черном балахоне, по очереди обошел всех коней, каждому сунул под нос какую-то тряпку. Нюхать, что ли?

– Ну, сейчас понесемся! – обернулся ко мне один из товарищей по несчастью. До глаз заросший детина с низким лбом и огромными лапищами. Питекантроп, прямо как на картинке в учебнике биологии. Остальные товарищи оказались совершенно необщительными – что меня нисколько не огорчало.

У питекантропа, очевидно, был немалый опыт путешествий казенным транспортом. Лошади не спеша выехали из тюремных ворот, потом постепенно разгонялись на малолюдных по раннему часу улицах. Только-только начинал желтеть восток, и если бы не свет-факелы на столбах – вообще ни фига не увидишь.