Варвар, который ошибался - Евгений Шепельский

На роль учителя я, во всей видимости, не был годен.

Дедушка вернулся. Кодекс лег на столик перед братом. На коричневой растрескавшейся обложке с бронзовыми зелеными уголками можно было сплясать парный танец.

— Восьмая страница, второй столбец сверху! — потребовал Трамп Грейхоун.

Он встал в ярде от брата, бросив за спину жилистые руки и слегка нагнув торс. Я стал сбоку и чуть-чуть позади него, так, чтобы дедуля не мог засечь боковым зрением мои манипуляции.

Сдержим дыхание… Не раз и не два я видел, как дедушка принимает экзамены… Всегда в одной позе, рядом со столиком, глядя на ученика в упор.

За палисадом глухо шумела, перекатываясь на камнях, река.

Шатци открыл книгу и наклонился над ней, сделав вид, что читает. На самом деле, он глядел на меня исподлобья расширенными глазами. Дедуля стоял слишком близко — он видел только склоненную голову моего брата.

— Восьмая страница, третий столбец с самого начала! — повторил Трамп. Его низкий голос метал громы и молнии.

Я представил восьмую страницу, третий столбец сверху. Мои руки начали плести подсказку.

— Черный кодекс, или Премудрости о том, как варварам Джарси по… поступать не должно, — вполне сносно и быстро «прочел» Шатци.

Так, неплохо, главное, не сбейся.

— Никогда не оставляй в живых того, кто сделал тебе добро, чтобы ни у кого не быть в долгу.

— Еще, — сказал Трамп, скрипнув зубами. Это высказывание будило в нем глухую злобу.

— Высшее наслаждение для человека — победить врага, отобрать у него его богатства, седлать его лошадей, сжимать в объятиях его жен и дочерей.

Дедушка — да и я — передернулись от таких перспектив. Победить врага — дело святое, отобрать богатства — еще туда-сюда (вопрос: на какие средства тогда будут жить жены и дочери врага, и не помрут ли они в таком случае от голода?), но остальное…

— В вине и водке нет ни пользы, ни разума, ни доблестей, и нет также доброго поведения и доброго нрава.

— Годится, — вдруг сказал Трамп. — Ну что, обалдуй, поздравляю! Добро пожаловать в союз боевых варваров Джарси. К вечеру женщины сошьют тебе одежды из шкуры барса, и мы закатим пирушку. Теперь валите отсюда, засранцы. Дамбар!

Короче, мы запросто обжулили дедушку.

Фатик, сказал я себе, выходя за калитку, знаешь что? Ты, черт подери, умница!

И враль тоже неслабый.

Дорога к падению начинается с малой лжи, разве нет?

Хотя я, пожалуй, лгал во благо.

Мы ехали по Луковому пути. Чесночный я, по причине, понятной тем, кто внимательно следит за моими похождениями, не выбрал. Луковый путь начинался прямо от границы Авандона, среди предгорий, тянулся меж нескольких запутанных каньонов и каменных россыпей, верный маршрут вдоль которых знали только прожженные контрабандисты. Разумеется, знал их и я. Затерянные мертвые места. Аджог Карибдиз, даже если надуется и лопнет, не сумеет нас найти, слишком много дорог и тропок вьются по Луковому пути.

Вечерело, однако палящий зной не унимался. Я стряхивал капли пота с бровей, одновременно умудряясь страдать от жара, схватившего тело в колючие лапы. Простуда — вещь скверная, чреватая разными осложнениями на сердце и легкие, но я не имел времени отдыхать. Вперед — и только вперед; только я знаю верный путь. Если бы не поддержка Виджи, я бы давно отрубился, но она каким-то образом передала мне часть своих сил, что совершенно истощило ее; она улеглась спать, и сейчас мирно посапывала меж кустов вангрии и бочонков с напитком моджи: маленькая остроухая девушка в серой блузе и таких же штанишках, с трогательно босыми ногами. Иногда я отодвигал полог и любовался ею. Она спала, положив под щеку кулачок, пухлые губы приоткрыты, веки иногда подрагивают, острое ухо нежно розовеет сквозь золотистые локоны. Соня моя…

Магия эльфов-полукровок была весьма действенным средством, у меня на время даже перестали болеть ушибы, однако в голове нет-нет да и возникали прыгучие гномы с боевыми топорами.

Настроение мое было весьма радужным. Да-да, это поэтическое сравнение, и я когда-то писал отвратительные стихи для пьес Отли Меррингера, так что не удивляйтесь. Во-первых, ребенок — да-да, ребенок! Не могу сказать, что я мечтал о собственных детях днями и ночами, но слова Виджи подняли нежданную волну радости в моей груди (и это тоже — поэтическое и не менее избитое сравнение, о да). Во-вторых, несмотря на ряд сегодняшних неудач, груз нам удалось выручить. Ну и в-третьих — забродившая репа для забродившего в репазитории гнома оказалась не только антидотом от напитка моджи, но также и той чудной панацеей, что возвратила Олнику воспоминания, утраченные им, когда маг Талестры решил опробовать на нас пузырь с взрывным газом. Олник вспомнил все, однако период, который он провел сперва в беспамятстве, а потом и в безумии, рисовался перед его мысленным взором весьма смутно.

Мы подобрали ему кое-какую одежонку на таможенном дворе, найдя в ларях с конфискованным товаром несколько роб для зеленых гоблинов. Что же касается гномских (или хотя бы гоблинских) ботинок, то оных не нашлось, и гном удовольствовался парой тесных стукалок хламлингов. За какие прегрешения Карибдиз арестовал партию деревянных башмаков — тайна, навсегда покрытая мраком. Добавлю, что хранилище для арестованных товаров было набито вещами куда более удивительными. Капитан все-таки был отъявленный фанатик закона.

Вдоволь пропетляв среди каменных глыб, я выехал на старую мощеную дорогу, вившуюся меж теснин и утесов. Гнилой тракт, так называлась эта дорога на арго контрабандистов. Скорость пришлось сбросить, объезжая особенно глубокие щербины. Под днищем фургона шелестели бурьяны, проросшие меж стыков дорожных булыжников. Тишина. Ни птицы, ни зверя, ни даже паршивых мушек, и хоть бы чья-то косточка хрустнула под колесами. Тракт петлял, его пересекали другие мощеные дороги, это была целая паутинная сеть, оставленная прежними обитателями этих гор. И только контрабандист с опытом, вроде меня, мог отыскать путь в этой паутине.

Много раз я вставал и оглядывался назад. Туча захватила полнеба, и, как злая судьба, наползала с удивительной неотвратимостью. Через несколько часов она накроет Авандон, однако к тому времени мы будем уже в Талестре. Если все пройдет гладко на Луковом пути, разумеется.

Маммон Колчек надел латные рукавицы и шел замыкающим, в обществе козла с выменем. Горы — не родная стихия для южных троллей, они любят пустыни и степи, поэтому Колчека терзала смутная тревога.

А может, он просто предчувствовал, что фатум простер над ним свои черные крылья (и, да, я снова говорю выспренно)?

С заднего фургона прозвучали крики, донесся смачный звук удара, затем хлопок пощечины и вопль:

— За что, эркешш махандарр?

Раздался деревянный стук хламлингских башмаков, и Олник, поравнявшись с козлами, плюхнулся на место рядом со мной. На щеке его виднелся отпечаток пятерни — Крессинда била с чувством и вложила в удар всю свою немаленькую силу.