Грешная любовь - Тереза Медейрос

Почувствовав, что настало время, Уэскотт ловким движением освободился от брюк. Катриона даже не успела взглянуть, что открылось при этом, так как Саймон нежно привлек ее к себе, обнял и положил на ложе из одеял и мха. Обнаженное мужское тело прижалось к Катрионе, и Уэскотт вновь начал осыпать ее поцелуями.

Время словно остановилось для нее в этой неприхотливо устроенной спальне, залитой светом луны. И в объятиях Уэскотта. Перемежающееся дыхание двоих, безмолвное переплетение ног и рук, все ласки и поцелуи, давно изведанные под старушкой луной бесчисленными мужчинами и женщинами, стали для Саймона и Катрионы одним сплошным сладостным откровением, восхитительным уроком плотской любви со всеми ее пьянящими ощущениями.

Неожиданно Уэскотт отпрянул от Катрионы, и она протестующе обхватила его гладкую мускулистую спину.

— Все хорошо, дорогая — успокаивающе пробормотал он, целуя Катриону в висок. Потянувшись рукой к одному из лежащих камней, Уэскотт взял с этой импровизированной полки небольшую лакированную коробочку. Под крышкой обнаружился изящный стеклянный флакончик, уложенный на шелковую подушечку. Саймон вытащил пробку, и в воздухе возник густой экзотический аромат мирры, смешивающийся с мускусным запахом, исходящим от возбужденного мужского тела.

— Боюсь, что мне не удастся уменьшить мои размеры даже ради тебя. Собственно, как раз из-за тебя и происходит противоположное действие. И знаешь, это началось с того самого момента, когда ты вошла ко мне в тюремную камеру. Однако я могу, — он провел холодной твердой пробкой между податливо мягкими грудями, оставляя на коже поблескивающий маслянистый след, — несколько облегчить наше дело.

Как только до Катрионы дошел смысл сказанного, она покраснела и нахмурилась:

— Наверное, ты постоянно носишь это средство с собой, на случай если захочется совратить девственницу?

Щеки Саймона потемнели от прилива крови, и это несказанно поразило Катриону.

— Что это, мистер Уэскотт, да неужто вы покраснели?

Саймон шумно выпустил воздух и смущенно запустил пятерню в волосы.

— Я сейчас открою тебе очень большую тайну, настоящий мой секрет. Если об этом узнают другие, это сильно повредит моей репутации. — Склонившись к уху Катрионы, он прошептал: — У меня еще никогда не было девственницы.

Удивлению Катрионы не было предела.

— Ты, в самом деле, не шутишь? Уэскотт кивнул с самым серьезным видом:

— Ты у меня первая такая.

Катриона улыбнулась, почему-то радуясь такой новости.

— Значит, ты теперь сам вроде девственника? — Хлопнув по груди Уэскотта, она добавила: — Не волнуйся, я постараюсь обращаться с тобой нежно.

— Ну, уже не надо, — проворчал он и вдруг осторожно захватил ее нижнюю губу зубами.

От легкого покусывания и игривого потягивания губы по телу Катрионы пробежала новая волна наслаждения.

Она ожидала, что Саймон нанесет на пальцы лишь несколько капель масла, но, к ее удивлению, он решительно опрокинул флакончик и стал поливать ее живот и бедра.

— О! — воскликнула Катриона, чувствуя, что масляные струйки стекают между ног.

Искусные мужские пальцы скользили по чувствительным впадинкам ее живота, от их движений то вниз, то вверх расслабленные бедра Катрионы раздвинулись. От завораживающих поглаживаний Уэскотта ей казалось, что масло разогревается под искусными мужскими руками. Все ее тело покорно расслабилось, словно она была уже не Катриона, а изнеженная обитательница гарема или даже сама персидская царица Эсфирь в ожидании любовных утех с повелителем.

Саймон продолжал свои волшебные движения, его ладони то описывали круги на ее животе, то вновь продвигались к бедрам, пока, наконец, весь мир не сосредоточился в маленьком шелковистом треугольнике между ног Катрионы. До этой минуты он еще не пересекал его границы.

Когда-то в гостинице Уэскотт заявлял, что ему достаточно десяти минут, чтобы Катриона сама начала просить его о новых ласках. Оказалось, для этого не потребовалось и пяти минут.

— О Саймон! Пожалуйста, — простонала она, изнемогая от желания вновь и вновь чувствовать восхитительные прикосновения его рук. — Ну, пожалуйста… — Катриона повернула голову и зарылась лицом в свои волосы, но это не помогло ей заглушить нестерпимое желание.

Уэскотт оценил ее состояние и пришел на помощь. С молчаливого согласия Катрионы он стал большими пальцами разглаживать шелковистые завитки и направлять блестящую масляную струйку вниз, в то главное место, куда и должна была попасть волшебная жидкость из его флакона.

Подушечкой большого пальца Саймон принялся увлажнять маслом вход в нежное отверстие. Катриона почувствовала себя цветком, раскрывающимся навстречу ласковому поцелую солнца и готовым вобрать в себя любые его дары.

От наслаждения она едва не разрыдалась.

— Вот это и есть одно из твоих изобретательных извращений, о которых ходит столько слухов?

— Все, что было до сих пор, еще нет. А вот это уже да, — прошептал Уэскотт, глубоко погружая палец в ее плоть.

Катриона громко простонала, как будто из нее вырвали душу в обмен на непередаваемое удовольствие. Маслянистая жидкость Саймона облегчила работу его пальцам. С необычайной легкостью большой палец стал скользить внутрь и вновь выбираться наружу, приводя Катриону в необычайный восторг от столь нежной и совершенной имитации того, чему еще предстояло случиться.

Однако Уэскотт пока не пустил в ход все свое умение. Когда Катриона уже верила, что вот-вот потеряет сознание от сотрясавшего ее тело чувственного удовольствия, он стал указательным пальцем легонько массировать набухший бутон, совсем недавно раскрывшийся под его поцелуями. И от этого нового прикосновения Катриону пронзил острый импульс никогда прежде не испытанного ею экстаза.

Волны удовольствия вновь и вновь пробегали по ее телу, но Саймон вытащил свой палец, оставляя ощущение опустошенности и острого желания вернуть сладостное чувство наполненности. И Тут Катриона почувствовала на своем бедре тяжесть мужской тверди и поняла, что желание ее тела должно скоро исполниться.

Внезапно ей стало все равно, сколько других женщин было у него до нее. В эту ночь Саймон принадлежал ей. Только ей одной. И принадлежал полностью.

От этой мысли Катриона почувствовала себя свободной и смелой.

— Подожди, — приказала она.

Уэскотт удивленно посмотрел на нее. Затем произнес хриплым и совсем незнакомым голосом:

— Если ты все-таки решила отказаться от нашей договоренности, лучше прямо скажи об этом.

Вместо ответа Катриона взяла флакон с маслом, щедро полила себе на обе ладони и протянула руки к Уэскотту. Он запрокинул голову, и его дыхание стало частым и прерывистым, так как ее маленькие ладони уверенно обхватили его плоть. Обеими руками Катриона принялась втирать масло в его твердый жезл, удивляясь его длине и толщине. Она успевала отметить также нескрываемый восторг на лице Саймона, освещенном лунным светом. Глаза его были закрыты, блаженная улыбка, застывшая на приоткрытых губах, придавала красивому мужскому лицу вид первобытного дикаря.